Становление и преображение человека

Живя долго, нельзя не поразиться нашей всегдашней незрячести в отношении самих себя. Человек живет и умирает, не зная, зачем он попал в этот мир и куда уйдет, что значит то, что он живет, и что значит, что помрет, живет, не зная чем аукнутся его действия или выбранная линия жизни. Будучи в полной растерянности перед своей жизнью и смертью, человек окружает себя грубо сколоченными мифами и тем добывает самоустойчивость жизни. Каждый, кто осмелится нарушить эту фиктивную устойчивость, должен быть готов поплатиться за это.

Человек не знает, что̀ добро, что̀ зло (и где добро, где зло), не понимает что̀ и зачем происходит в его жизни. Не желая мучиться этими вопросами, он сплошь и рядом принимает к руководству специально придуманные ответы и рецепты. В результате человек становится ориентирован в том, в чем не ориентирован, и не ориентирован в том, в чем по уровню своего духовного сознания уже готов сориентироваться.

Сознание того, что живешь сослепу, должно бы вызывать смятение. Но неориентация человека в своей жизни не возникла в Новейшее время. Она вообще не возникала. Она всегда была и, видимо, есть одно из основных явлений человеческой жизни. В разные эпохи она сглаживалась, когда более, когда менее, но всегда ставилась не задача ориентации, а задача создать у самого себя обманное впечатление сориентированности, представить ориентированным то, что таковым не является.

В европейском познании есть лакуны и дефекты, крайне трудно восполнимые. Если что нового и входит сейчас в европейскую духовность, то не в результате ее поступательного развития, а вынужденно – в результате ее распада, ослабления, растерянности.

Книга эта никак не может угодить нашему времени и не предназначена для него. Неориентированность человека нашего времени доведена до утраты сознания очевидности, до дезориентированности.^*) В последнее время этому способствуют еще и дотоле неведомые изъявления жизни.

Маммона – это не род деятельности, а один из мотивов жизни человеческой, побуждение сердца к корыстолюбию, стяжательству, алчной жажде наживы независимо от необходимости и от любого другого рода деятельности.

В земной Природе или в филическом Космосе нет таких Начал, которым была бы нужна маммона в человеке. Маммона нужна только маммоне. Маммоны в человеке вроде бы не должно быть. Маммона – совершенная бессмыслица. Точнее, имеет смысл только как деятельность прикрытия духовного равнодушия в человеке.

Почему же человек столь привержен маммоне в сравнении со всеми другими деятельностями прикрытия духовного равнодушия, составляющими человеческую жизнь и авторскую картину Произведения жизни?

От всех других приземленных дел маммона отличается тем, что приносит особого рода внутреннее удовлетворение. Духовное действие человека, то есть проявление жизни высшей души и верхнего человека, вообще не сочетается с маммоной. Маммонистические процессы во внутреннем мире и маммонистические обретения совершенно чужды процессам одухотворенности, но в переживании парадоксально схожи с переживаниями духовного восхождения. Маммона – гримаса духовного восхождения как основного мотива человеческой жизни. Человек привержен маммоне благодаря псевдодуховному наслаждению, которое маммона в силу этого парадоксального подобия приносит человеку.

Маммона не принадлежит к разряду смертных грехов, ведущих в могильник. Деятельность маммоны создает активную и плотную авторскую картину. Но, по-видимому, не ставит метку невозвращения на Произведении жизни. Как стремление сердца, как мотив человеческой жизни маммона мистически вредна не только тем, что духовно опустошает, исключает духовную жизнь и создание глубинной картины.

Все то, что нанесено на черновик авторской картины под мотивом корысти, стяжательства, алчности, все мотивированные маммоной движения внутренней жизни выносятся в посмертную душу и заражают ее.

Зараженная маммоной посмертная душа привносит в постчеловеческое существо новый маммонизированный филиоэденский пласт, с которым ему можно жить на 3 этаже, но трудно взлететь на 4 этаж.

Пласт от маммоны в постчеловеке – это ненужный ему и неподъемный груз, который мешает постчеловеку обрести душу 4 этажа, то есть стать серафом. Необходима особой мощи подъемная сила, чтобы компенсировать паразитический балласт пласта маммоны и вознести постчеловека с 3 этажа на 4 этаж Филиоэдена.

Бессмыслица маммоны и уродство ее схожести с одухотворением приводит к тому, что маммона обездоливает постчеловека. Все проистекающее в жизни человека от маммоны не имеет участи на 4 этаже.

Чем больше маммонизировано человечество, тем меньше оно поставляет на 4 этаж Метаструктуры и тем больше опасность срыва серафического восхождения человека и постчеловека.

Люди XIX века почувствовали роковую опасность всеобщей маммонизации. Противостояние буржуазного и антибуржуазного сознаний продолжалось весь XIX век и было доведено в XX веке до непримиримой идеологической борьбы. Социализм создавался оголтело и столь же оголтело был разрушен, сделав напрасными неисчислимые жертвы отцов и дедов, принесенные ими ради детей и внуков.

С конца прошлого века наступило уникальное время, когда правящее в Западном мире буржуазное сознание более не встречает никакого противодействия. Столь некритичного и абсолютного царствования маммоны в душах, по-видимому, никогда не было в Истории. А это значит, что в человечестве далее не может идти не только рост сознания истинности, но и нравственного сознания.

Так продолжаться долго, разумеется, не может.

Секс сопряжен с врѐменным помрачением плотью всего внутреннего мира человека. Блок Управления Структуры, низшая душа, филическая душа с авторским Я и авторским Я-Встречи ставятся на удовлетворение сексуальной потребности. В сексуальном помрачении человек совершает то, что иначе никогда не совершил бы. Авторская картина искажается. В особо злостных и некомпенсированных случаях ставятся метки невозвращения.

Ударение сознания и центр тяжести Структуры перемещается в плоть. Творческая духовная жизнь становится невозможной. Человек духовно облегчается, высшая душа скукоживается, у посмертной души нет филиоэденского материала от высшей души для работы. Посмертная душа оказывается на голодном пайке, ей не на чем работать, она вынуждена искать дополнительный материал на стороне, что усиливает ненужную напряженность в филиоэденском мире.

Как нельзя служить двум господам: Богу и маммоне, так нельзя служить и сексу, и сторгическому существу.

Сторгическое существо не может быть поставлено в человеке под начало или хотя бы в зависимость от полусвободных духов делания земной Природы и требует целомудрия. Целомудрие – естественная среда обитания сторгического существа. Зловоние сексуальной распущенности непереносимо для сторгического существа, отвращает его от человеческого места обитания. Люди, легко вступающие в сексуальные отношения, своей жизнью утверждающие самоценность и самодостаточность секса, тем самым сторгически обескровливают, обессиливают себя.

При сексуальной распущенности сторгия возможна, но парная, не тройственная, без сторгического существа. Это – чужая сторгия, которая не имеет участи в постчеловеческом мире.

Сколь бы остро ни была переживаема привязанность мужчины и женщины друг к другу, но без сторгического существа у них нет шансов заново повторить и продолжить сторгическую связь в последующих навигациях. Умирая, они расстаются навсегда.

В той части человечества, духовное развитие которого так или иначе связано с Синайским откровением, сексуальная жизнь находилась под моральным контролем Шема и высшей души. Время от времени волны разврата захватывали определенные слои того или иного народа, и только сейчас, благодаря либеральной идеологии, киноиндустрии, телевидению и интернету, блудолизация стала всеобщей, не только не осуждаемой, но и открыто приветствуемой, признанной законной и необходимой.

Секс в современном мире объявил себя одним из непререкаемых господ человеческой жизни. Человек перевел сексуальную жизнь из ночного сознания под дневное сознание, перестал стыдиться самого себя, своей интимной жизни и вместе с этим сам подал себе сигнал на приведение высшей души в нерабочее состояние.

Раскрепощение и раскрытость сексуальной жизни привели к тому, что человек не только уравнял сексуальную жизнь с первейшими и несомненными благами природной жизни, но и возвел ее в высшее и священное благо. Из лексикона обыденной жизни исчезли понятия разврата, блуда, даже похоти и уважительно заменены понятиями либидо, эрот и даже любовь. Борьба со СПИДом, возникшим в результате разврата, не медицинская проблема, не победа человека над болезнью, а священная война против того дьявола, который угрожает лишить современного человека его высшего блага.

Сторгическая одухотворенность несовместима с сексуальной вседозволенностью, тем более принятой за норму. Расширение сферы того, что не входит в сферу разврата, вытесняет сторгическое существо из Структуры человека. И сами сторгические существа самоустраняются от человеческой жизни, над которой господствует секс. Керуву и сторгическому существу своему невозможно стало спускаться в человека.

Керув лишается поступлений от человека, керувическая жизнь нищает, а человек лишается своей участи в керуве. Энергия восхождения по керувической ветви падает, керувическое восхождение сходит на нет, что в свою очередь сказывается на общем нравственном самочувствии людей.

Если маммона лишает человека и постчеловека блага серафического восхождения, то сексуальная вседозволенность лишает человека и постчеловека блага керувического восхождения.

Когда человек чувствует то, что не чувствует, или чувствует чувствами, которых в нем нет, когда он любит, что или кого не любит, а то и не может любить, когда помнит, не помня, или как бы помнит то, чего не было, или как бы не помнит того, что было, когда ему совестно, за что несовестно, и не стыдно, за что стыдно, когда он понимает то, что не понимает, знает в себе силы и возможности, которых нет, твердо убежден, что в состоянии совершить несовершаемое, то все это не самообман, не фикция, не самообольщение, не ложь, а существование в особой сфере душевной жизни, жизни мнимодушевной и мнимодуховной.

Человек живет то действительной душевной жизнью, то праздной душевной жизнью. В первом случае, это – труд, взлет тяжело груженой машины. Во втором, это легкое состояние, подъем надутого теплым паром воздушного шара. В таком состоянии действительной душевной работы нет или почти нет. Но есть иллюзия ее.

Люди в мнимодушевном состоянии, как говорил Толстой, «серьезно верят, что они действительно то самое, чем притворяются» (28, 269)

В мнимодушевности живется, как в действительной жизни, только несравненно легче. В мнимодушевности как будто происходит действительная и свободная работа, но без настоящей боли душевного страдания реальной жизни — с радостью, тоской, грустью, слезами, переживаниями, но без опасности личного краха. Боль сопереживания в действительности столь тяжела и требовательна, что человек по большей части бежит от того, что может ее вызвать. В мнимодушевном состоянии эта боль безопасна, иногда даже приятна. Добывание истины в действительности — мучение; в мнимодушевности эти муки становятся раздражающей и наслаждающей трудностью. Любое знание может стать мнимодуховным, если оно не нужно для работы души. Так во всем.

Все происходящее с человеком земной жизни наносится на полотно, сходящее с рулона времени. Не все нанесенное на это полотно сохраняется после смерти, становится авторской картиной Произведения жизни и преображается в посмертную душу. Многое неизбежно стирается.

Знак мнимости в математике означает сдвиг с горизонтальной оси на вертикальную. Движения на оси мнимых чисел не имеют проекции на ось действительных чисел. Ровно так же и мнимодушевные движения не проецируются на движения подлинной жизни, и поэтому не содержатся в Произведении жизни, в мистическом смысле проживаются вхолостую.

Обычно мнимодушевные движения обрамляют подлинные душевные движения, которые благодаря такому обрамлению теряют в авторской картине яркость, напряженность. Внедряясь в те или иные движения подлинной душевной жизни, мнимодушевность обесценивает их в авторской картине. В общем случае мнимодушевность обедняет авторскую картину и, следовательно, один из основных результатов человеческой жизни.

Посмертная душа обеднена настолько, насколько человеческая жизнь была наполнена мнимодуховностью и мнимодушевностью.

Со структурной точки зрения мнимодушевность и мнимодуховность, по-видимому, связаны с внедрением мнимого двойника в сферу филической души. В отличие от филической души, у мнимого двойника нет позыва служить высшей душе, обеспечивать творческую духовную жизнь и создавать глубинную картину. В конкретности нельзя сказать, насколько это законно или незаконно. Все дело в масштабах явления.

Мнимодушевное состояние есть своего рода забытье действительной жизни, необходимое для поддержания духовной жизни. Погружаясь в него, душа дает себе необходимую передышку и сохраняет себя, на время понижая духовную активность. Когда же мнимодушевность становится основой жизнечувствования действительной жизни, то она сливается с ложью и душевным лицемерием.

Весь современный мир опьянен мнимодушевностью, заражен ею. Мнимодушевная сфера человеческой жизни разрослась до такой степени, что стала безумием. Безумие мнимодушевности овладело миром.

Законная и извечная ассистирующая роль мнимодушевности сменилась на незаконную и главенствующую. В наше время создана целая индустрия мнимодушевности, на все чувства и мысли, на все случаи жизни. Искусство, наука, религия, идеология не просто пропитаны мнимодушевностью, а выражают ее и ею являются.

Мнимодушевность была всегда и, по-видимому, всегда была нужна человеку, но только сейчас она стала главенствующей чертой жизни. Люди, со всех сторон обсуждая пороки современной жизни, словно не примечают ее тотальной мнимодушевности – черты, своим существованием обеспечивающей, а то и обусловливающей многие другие черты самых разных явлений, движений и обществ.

Сопоставьте образы возмущенной толпы из истории прошлого и современной демонстрации, собравшейся для выражения возмущения. Первые были действительно возмущены, вторые как бы возмущены и участвуют в инсценировке общественной жизни.

Как в любительском спектакле, где самодеятельные актеры подражают профессионалам, так и на общественной сцене общественные деятели играют настоящих политиков. Реальный политик всегда имеет реального противника, и в случае неудачи ему грозит реальная опасность. Общественный же деятель постоянно подвергается опасностям, которые ему не угрожают, дает клятвы, которые его не связывают, бросает вызов врагам, которые ему не страшны, и выдвигает лозунги, которые всегда преувеличены, обязательно превышают требования его личной и общественной совести, а часто и его собственное разумение. И это называет свободой.

Для современного человека мнимая душа стала и воздухом, которым он дышит, и чем-то вроде жизненной опоры. В мире мнимодушевности человеку не на что опереться, и он подменяет моральные заповеди юридическими установлениями, шельмует справедливость, выдает свободу мысли за свободу выражения всего что угодно, подменяет внутреннюю свободу самовольством, ограниченным самоволием других и пр.

Явление мнимодушевности (и мнимодуховности) в значительной мере определяет не только общественную атмосферу нашего времени, но и последующий ход исторического процесса.

Нынешнее западное общество переполнено полуслепыми движениями, которые исторически не работают, хуже того – как бы работают, и тем самым могут способствовать чему угодно, в том числе и осуществлению целей, противоположных тем, которые они же провозглашают.

Мнимодушевное самовращение везде и во всем.

Духовная жизнь заполнена острыми переживаниями, иногда духовными наслаждениями, но чаще духовными страданиями. Современная «восторженная полувера» – род комфортабельного (благолепно-умиленно-сладостного) проживания религиозной жизни. Это – душевная анестезия, под парами которой с душою человека можно делать все что угодно. Душевная анестезия – один из основных инструментов любого Вероисповедания во все времена, но для нынешнего западного прозелита она стала основным стимулом, притягивающим его к исповеданию. Душа его не болит, как всякая живая душа, а радуется и радуется.

Над умами людей ныне властвует мысль как бы глубокая – мысль тонкая, мнимодушевная. Это она сделала возможным подмену истины в науке корпоративным сговором.

Мы ценим не те чувства, не те мысли и представления, при наличии выбора едим и одеваемся в то, что лучше разрекламировано, читаем и смотрим то, чему обеспечено паблисити, и многое другое, что омнимодушевливает даже быт.

Современный человек проводит в мнимодушевной и мнимодуховной сфере большую часть, а то и весь свой срок на земле; и уверен, что живет полной и настоящей жизнью. Естественно, если под здание жизни, по словам Толстого, «вместо камня подложены надутые воздухом пузыри» (45, 301), то такая подмена в фундаменте производит подмены во всем здании человеческой жизни. В ней уже нет добра, зла, истины, лжи, веры, безверия – все в ней мнимо и потому равно достоверно и недостоверно.

Отливы в общедуховной жизни многократно происходили в Истории. По-видимому, они необходимы и как своего рода передышка, отдых, и для сохранения и упрочения достигнутого на приливах общедуховной жизни. Кто и как подает сигнал на духовный отлив и духовный прилив, – вопрос не к человеку. Но отлив, в отличие от прилива, может начаться или, во всяком случае, усугубиться по воле человека.

У каждого отлива и у каждого прилива есть свое лицо. У духовного отлива, в котором мы теперь живем, лицо маммоны, секса, мнимодушевности. Он наметился в поколении людей, которые были детьми во времена последней войны, реализовался в их детях (в 1970-х и 1980-х годах) и, кажется, стал необоримым в поколении их внуков (1990-е и 2000-е годы). Время начала отлива совпало с сексуальной революцией конца 1960-х годов, что заставляет думать о полурукотворности этого отлива. Без сексуальной революции нельзя было осуществить всевластие маммоны, которое может столь долго и прочно держаться только при помощи мнимодушевности и мнимодуховности.

Духовный отлив тянется пятый десяток, уже вырабатывает себя, явно выдохся, но у него есть мощное подспорье – современная культура отлива, поставленная на пролонгацию духовного отлива.

В прежних отливах все прежде достигнутое поверялось на прочность, находило свое место и укреплялось по результатам предыдущих приловов. На теперешнем отливе, наоборот, опошляется, изничтожается или размывается то, что достигнуто на прошлых приливах.

Некогда Толстой предрекал выведение особой генерации людей, подобных яблоку, в котором нет семени, а одна мякоть, вкусная оболочка семени.

Строго говоря, генерация таких людей (генерация людей отлива) на периферии жизни существует всегда. Во времена духовных отливов она выходит на первый план наравне с другими генерациями людей. Но теперь в результате всеобщей маммонизации, блудолизации и мнимодушевности генерация людей отлива господствует в европейском человечестве, стремясь подавить другие, куда более доброкачественные генерации, и, несмотря на все либеральные провозглашения, их подавляя. Миром ныне правят не секс и маммона, а с их помощью наиболее агрессивные люди отлива. Они и в политике, и в экономике, и в науке, и в газетах.

Люди отлива стремятся прожить полно с точки зрения многообразных удовольствий и благ жизни (в том числе и культурных), но мистически и метафизически вхолостую, не обременяя себя более или менее серьезной внутренней работой, принципиально избегая ее. Те, которые призывают человека к результативной душевной работе, становятся для них отравителями колодцев благ и наслаждений жизни. Отсюда и дезориентация людей нашего времени.

Катаклизмы, которые происходили на Западе в 80-х годах, обещали многое, но реализовали исключительно свои отрицательные потенции. Все то, что создано людьми в 1990-ые и 2000-е годы, может быть очень полезно с материальной точки зрения, но метафизически впустую.

Быть может, мы переживаем невиданный духовный отлив, сопровождающийся наинизшим падением уровня духовного сознания за последнее тысячелетие.

Жить вхолостую с точки зрения Произведения жизни – то есть отказ служить главному мотиву человеческой жизни – не только мистически порочно, но и губительно. Цивилизация, построенная людьми холостой жизни и ради холостой жизни, неизбежно должна создать нечто на первый взгляд безобидное, что приведет ее к самоуничтожению.

Такого исхода можно избежать, если в ближайшее историческое время произойдет духовный прилив.

В ситуации столь глубокого духовного отлива серафу и керуву выходить в навигацию в обезумевшего от мнимодушевности, блудливости и маммоны человека чрезвычайно опасно, но необходимо во исполнение сигнала на прилив, получаемого постчеловеческим миром.

Навигация прилива осуществляется серафом и керувом не для того, чтобы нечто ценное обрести для себя, а для того, чтобы противостоять скверне духовной, переломить общую ситуацию человеческой жизни, вывести из отлива и ввести в прилив. Но при этом не погибнуть самим, поддавшись общей тенденции отлива, бороться и победить. Победа их не предрешена. На 4 этаже Филиоэдена еще накоплено не так много сил, и силы эти еще недостаточно сконцентрированы.

Грядущие навигации прилива – героические навигации серафов, призванные совершить не совсем обычный прилив, которых немало в истории, а прилив переломного значения, прилив, зачинающий череду приливов, ведущих ко второму осевому времени.

Люди героической навигации выпускаются не на духовную добычу и не на духовные наслаждения, которые получали люди прилива второй половины XIX века, а на духовные страдания, может быть, невиданные или позабытые за давностью; может быть, и не одни духовные страдания.

У грядущего духовного прилива лицо целомудрия, подлинности и бессребреничества. Хочется надеяться, что люди прилива уже народились, теперь надо подождать, пока они вырастут и вступят в бой. Властвующие ныне люди отлива сделают все, чтобы не дать им вырасти и не дать вступить в бой. На это нацелена вся сегодняшняя европейская система образования и воспитания.

Мир людей отлива будет отвергать, шельмовать, унижать, а то и карать людей прилива. К этим людям, которые непомерными усилиями будут создавать первичную приливную волну, ломать установившуюся тенденцию отлива и взводить человечество на прилив, я обращаю свою книгу. Они – читатели этой книги. Их еще очень мало.

Для того чтобы 4-ому этажу Филиоэдена стать обитаемым и обжитым настолько, насколько это необходимо для вхождения в Царства Сара, требуется превращение человека разумного (то есть преимущественно филического) в человека ответственного (то есть преимущественно филиоэденского). Чтобы совершить поворот на прилив, ведущий ко второму осевому времени, людям прилива нужно будет ввести в самосознание человека новое сознание, которого никогда не было в человечестве, – сознание ответственности за свое жизнепрохождение (свое Произведение жизни) перед посмертным миром.

Человек разумный должен превращаться в человека ответственного за свою жизнь. Книга эта, надеюсь, призывает к ответственности человека за его жизнь и тем служит этой цели. Мысли, изложенные в ней, могут быть востребованы только на приливе, хорошо, если лет через двадцать. Но как донести рукопись, которая, как и все рукописи, горят и горят, особенно если это кому-нибудь нужно.

Ко всем трудностям осуществления духовного прилива добавляется еще и трудность бесприютности людей прилива. Людям прилива некуда прислониться. Если среди разнообразных религиозных течений и найдется такое, которое решится приютить их, то конкуренты по Вероисповеданию вряд ли дадут ему ход. Нарождающихся людей прилива могла бы приютить культура, если она сама была бы культурой прилива (каковой она и была в XIX веке).

Мы живем в эре Яфета и, как положено в эре Яфета, все и решается в культуре. Нынешняя культура – культура отлива. Предстоит острая борьба людей прилива и людей отлива именно в культуре. От исхода этой борьбы зависит судьба человека западной цивилизации. Ждать, пока культура отлива изживет сама себя изнутри, нельзя. Это опасно, но не потому, что она может не изжить себя, а потому, что может погубить поколение прилива, сорвать прилив тогда, когда ему, судя по всему, положено быть. Или, по меньшей мере, резко понизить высоту приливной волны.

Если люди прилива овладеют культурой, то это будет первый и, надо думать, необратимый шаг к созданию яфетического фундамента, заложить который необходимо перед вторым осевым временем.

Маммона лишает серафического восхождения. Сексуальная вседозволенность лишает керувического восхождения. Мнимодушевность обедняет человеческое Произведение жизни и постчеловека. Культура отлива – культура, соответствующая мистически пустотелому человеку. Культура отлива, по словам Толстого, «вроде жирующего дерева, от которого незнающий садовод будет ждать обильного плода, оттого что много пышных ветвей. Напротив, много пышных ветвей оттого, что нет и не будет плода» (54.73).

Культура отлива связана с представлением современного стандартного культурного человека о самом себе и своем жизнепрохождении. Культура отлива это культура, исповедующая «внутреннюю свободу» творческой жизни и свободу ее выявления, культура, принципиально не находящаяся под религиозным, идеологическим, мировоззренческим давлением.

Радетели культуры отлива страшатся не внешней цензуры (они имеют ее в полном виде, но от маммоны, а не государства или религии). Они не приемлют чувств подвластности в себе. Стремление к внутренней свободе в культуре отлива – это освобождение от заявления прав собственной высшей души человека на проявления его самоцельной творческой деятельности.

Творческая жизнь может быть духовная и бездуховная. Есть творческая духовная жизнь (жизнь серафической личности) и есть творческая недуховная жизнь (жизнь филической души самой по себе, без участия высшей души). То, что в культуре отлива понимают под внутренней свободой, есть культура творческой недуховной жизни, вычитающей высшую душу из самого мотива творчества и, более того, делающей в творчестве вид, что высшей души в культурном действии как таковом нет и не должно быть.

Всю вторую половину прошлого века культурная толпа брала напрокат идеологию, которая внушалась ей политпиарщиками, политтехнологами и их наукой. Теперь культурная толпа создает свою собственную идеологию культуры, которая уже вроде бы получила название никак и никому не подвластной «светской культуры», культуры недуховной творческой жизни.

Люди отлива не хотят, чтобы им мешали жить жизнью исключительно земного существа. Отсутствие интереса к основным вопросам жизни – одна из основных черт людей отлива. В культуре отлива эта черта возводится в принцип всякого рода культурной и научной деятельности. Отвратно не только пытаться найти ответ на основные вопросы жизни, но и ставить их – значит совершать нечто в высшей степени непристойное, а то и порочное.

В культуре отлива люди мыслят не для того, чтобы явить открытую ими истину или открыть истину, а для того, чтобы понравиться другим и, значит, самим себе. Никакая прорывная мысль, если она не нужна в сфере потребления, для человека культуры отлива недоступна – не по интеллектуальным его возможностям, потенциям, конечно, а по установкам его душевной жизни.

Для культуры отлива неважно, что она несет в люди. Для нее важно, насколько смачно приготовлено произведение искусства, важно̀ поварское кудесничество, создающее вкусные интеллектуальные или художественные блюда, и совершенно неважно, из чего готовятся они, важно, чтобы ничто – ни высшая душа, ни серафическая личность – не мешало произведению искусства быть вкусным, а людям воспринимать его вкусность.

В людях отлива нет семени, есть только мякоть. В культуре отлива нет охотников, есть только повара и официанты (см. ч. 2, гл. 2).

Установка культуры отлива на в мистическом отношении холостую жизнь имеет разную весомость на Западе и в России.

Культура на Западе уважаема потому, что добавляет к бытовому комфорту комфорт душевный, для многих имеющий не меньшее значение, чем собственно житейский комфорт. Правит на Западе не культура, а пресса и массмедиа.

Культура в России еще осталась родом духовной власти. В России культура ориентирует человека в жизни. Культура в России не приправа, не гарнир, а хлеб и соль жизни.

Культура отлива в России, «светская культура» может стать в общедуховном смысле губительнее маммоны, блуда и мнимодуховности.