Божественная Работа и Божественный Работник

Все те, в ком душа живая, не начинают жить готовыми и зрелыми, а впускаются в жизнь на становление и вырост. Птица не выпархивает из птицы и кошка не плодится кошкой, а рожает котенка. Всякое дерево множит себя, сея семя, – чтобы семя прорастало, само развивалось и стало деревом. Господь заповедовал всему живому плодиться и размножаться. Но не как угодно, а через рост и в становлении. Все живое растет, и черта эта так ввинчена в жизнь, что все растущее мы склонны считать живым.

Рост – Воля Бога, без исполнения которой нельзя держать нить жизни. Сила жизненности – сила роста. Живое рождается в рост и прекращает жить, когда рост прекращается. Жизнепрохождение, заключенное между рождением и смертью, – трудный процесс то убыстряющегося, то замедляющегося роста.

Рождение и смерть – границы дистанции отдельной жизни. Рост есть та работа, которая производится живым существом на этой дистанции. Существенное свойство работы роста в том, что она производится в промежутке, в длительности промежутка жизни отдельного существа. Рост, по-видимому, задает этот промежуток и есть то, что совершается и завершается в нем.

Рост ли для жизни или рождение, жизнь и смерть для работы роста?

Рост придает цельность и единство каждой отдельной человеческой жизни. Отдельная жизнь человека, будучи работой роста, полна и окончена – не как деталь, а как музыкальная фраза, цельная и завершенная сама по себе. Благодаря непрерывной работе роста отдельная человеческая жизнь есть нечто единое и цельное. Рост есть одновременно и задание на жизнь каждой души, и условие ее существования, и дистанция ее существования. Рост – способ земного существования души (внутреннего мира) человека. Жить человеку, его душе, значит в цельности и единстве отдельного земного существования исполнять работу роста.

Отделенность души нужна для ее роста. Душа отделена и тем самым послана для работы роста.

Душа каждого живого существа послана в Мир, чтобы осуществлять себя в себе как плод и давать многим другим плод от одного себя. Не совершить эту двойную работу самоумножения и самотворения в повторении душа не может. Что Сеятель высеял, то Он соберет; и каждое высеянное семя даст для нового урожая свои зерна. Таков принцип существования души в природном мире – принцип природного роста или самодвижения.

Природный рост потому и самодвижение, что идет сам собою, без какого-либо дополнительного свободного усиления духовной мощи в самом себе. В самодвижении живое и плодит, и множит себя. Плодить себя в самодвижении значит повторять себя в той полноте и зрелости, которая есть, – не больше. Животное родит животное, и то растет и становится таким же, как породившее его животное. Образец полноты и зрелости, который следует достичь в самодвижении, задается «позади», многократно осуществлялся прежде и осуществляется вновь.

Множить себя в самодвижении значит превращать себя одного во многих других. Одно существо размножает себя в других существах, оставаясь как плод таким же: остается тем же самым, но в других границах отделенности. Эти другие отделенности одного и того же плода – иные и новые, но не только потому, что они вновь отделены, а потому, что каждая из них несет на себе новый отпечаток, отпечаток особенности, особи.

Множась в Природе, ничто полностью не повторяет самое себя. И дерево сеет дерево, у которого иной, свой силуэт ствола и ветвей. У каждого высшего животного свой характер и, более того, свой рисунок становления, роста к зрелости. Особость каждого нового существа заложена в самодвижении как условии выполнения заданной работы множить себя.

Процесс самодвижения может идти через повторение, даже копирование. Клетки плоти восстанавливают себя из поколения в поколение. Но именно благодаря полному копированию процесс этот ограничен определенным числом последовательных повторений. Самодвижение в повторениях быстро сходит на нет, теряет исходную силу роста и, значит, перестает обеспечивать жизнь.

Незатухающий процесс самодвижения идет не через повторения, а через подобия. Если данное поколение особей считать подлинником, то следующее – их подобие. Самодвижение идет от подлинника к подобию или, вернее сказать, от подобия к подобию: по подобию возникает из предыдущего и по подобию порождает последующее.

В духовном плане развитие живых существ в самодвижении никуда не ведет. Самодвижение внутренне не изменяет живое существо, оставляет его на одной и той же ступени духовного развития. Однако существа в Природе находятся на различных ступенях становления. Если высшие животные возникли из низших, то нужно признать, что в Природе действуют силы не только самодвижения, но и духовного роста, все большего и большего оживления.

Можно ли сказать, что одно живое существо, собака, скажем, живее другого существа, скажем, бабочки? Собака живет совсем иначе, чем бабочка. Дело не в том, что одно существо организовано в высшие формы жизни, а другое в низшие формы; и не в том, что одно функционирует активнее другого. Дело в том, что собака совсем иначе живет, в ином, более высоком качестве жизни. Качество это определяется не степенью выживаемости в Природе или могуществом перед другими существами, а достоинством самого чувства жизни, полноценностью переживания жизни в себе, своей жизненаполненностью. В сравнении с любой бабочкой любая собака обладает неизмеримо большей полнотой жизни. Она, в сравнении с бабочкой, более живая, так как в сравнении с ней проживает в высшей жизненаполненности. То обстоятельство, что собака есть одновременно существо более высокой организации жизни, может служить предметом размышления, но само по себе ничего не дает нам для объяснения качественного состояния сознания полноты жизни, в котором она проживает.

Оганизация жизни совершенствуется в процессе самодвижения (эволюции), но увеличение полноты жизни от улучшения организации не происходит. Полнота жизни изменяется, когда во внутренний мир существа дополнительно вводятся новые и более глубинные пласты жизненности. Когда в работу существа включатся иные, высшие уровни жизни, только тогда обретается и большая полнота жизненности. Переход из одной жизненаполненности в другую совершается силами, способными включить в работу более высокие уровни жизни или духовности. Но это уже не силы самодвижения, действующие на одной и той же ступени духовного развития, а силы духовного роста.

Вера людей прошлого века в то, что живые существа, в том числе и человек, способны при изменении условий существования резко изменять себя, вызывает вопрос: откуда в существах такая огромная творческая мощь приспособления?! Такая мощь должна бы быть в высшей степени свободна и духовна.

Чтобы допустить возможность эволюционного развития высшего из низшего, надо предположить, что живые существа на земле обладают такой сверхмогучей силой самоорганизации и самоперетворения, такой мощью – чудесной мощью! – духовных сил, которой в них нет и в помине. Дарвинисты верили в чудо, в чудо приспособления, которое может совершиться разве что при участии потусторонних сил. Эволюционный взгляд такого рода держится на мнимодуховном блефе придания живому фантастической потусторонней мощи приспособления.

С усилением активности самодвижения происходит некоторое усиление жизни,- ее энергичности и ее кипения. Но это не увеличение полноты жизни, которое в живом существе возникает в результате духовного роста. Духовный рост ведет не к усилению жизни, а к такой новой полноте жизни, которая означает скачок или переход в качественно новое состояние, на высшую ступень одушевленности и свободы. Под влиянием духовного роста происходит преображение устоявшейся жизни, подвластной самодвижению. Духовный рост ломает самодвижение и переводит его действие на новую ступень. Самодвижение действует лишь на той ступени, которая указана духовным ростом.

В отличие от самодвижения духовный рост предполагает дополнительное приращение жизненности и, следовательно, увеличение духовной мощи в себе. Самодвижение идет от подобия к подобию и имеет подлинник, то есть заданный образец полноты и зрелости жизни, «позади» себя, в осуществленном прежде. Духовный рост создает нечто новое, небывалое по полноте и потенции жизни. Заданный для духовного роста образец полноты и зрелости жизни не осуществлен, не «позади», а «впереди».

С точки зрения духовного роста все существующее лишь намек на то, что должно стать, лишь отдаленное и несовершенное подобие должного быть. Духовный рост идет от подобия к подлиннику. Плод работы духовного роста есть то высшее, тот неосуществимый идеал высшего состояния полноты жизни, в направлении которого идет духовный рост. «Плодить себя» в духовном росте значит не повторять себя, а осуществлять себя в высшем качестве жизни в себе. «Множить себя» в духовном росте значит размножать, передавать другим ту полноту жизни, которую достиг сам.

Духовный рост в Природе следует называть естественным духовным ростом, или естественным ростом. Высшее животное по отношению к низшему несет в себе результат дополнительного духовного усилия естественного роста. Однако естественный рост, сколь бы мощным и длительным он ни был, не может привести животного к человеку. Говорят, что человек занял особое место в природном мире благодаря его интеллекту или иным сугубо человеческим качествам. Вернее сказать, человек изначально, по Замыслу, выдвинут из природного и животного мира; это направление вектора его роста (от животного мира), а не последствия развития тех или иных его качеств.

Душевный мир человека, понятно, рос и развивался, но он исходно создан иначе и создан иным, чем душа животного. Мы знаем, – нам это сказано и множество раз подтверждено нашим духовным опытом, – что человек высеян в Мир по-особому: по образу и подобию Божьему. И потому живет в Природе, но растет и развивается – внеприродно.

Живешь, живешь и вдруг прозреваешь. Оказывается, что что-то прежде не воспринималось вовсе, или было неясно, или ложно понято. Вспоминаешь и людей, которых раньше не понимал. Теперь ясны стали их слова, эмоции, поступки. На ту новую, высшую ступень, на которую ты только что вступил, они взошли до тебя, раньше тебя. Открыв это, оглядываешься и смотришь другими глазами на тех, кто и сейчас понимает и воспринимает так, как понимал и воспринимал ты, кто был еще недавно наравне с тобою. Стала видна лестница (конечно, часть лестницы) и своя нынешняя ступень на ней. Себя чувствуешь между теми, кто остался внизу, и теми, кто ушел вверх раньше и дальше тебя.

Опыт такого самосознания есть у каждого. В момент очередного прозрения себя на этой лестнице приостановитесь, оглянитесь назад, вспомните себя на нижней ступени и потом посмотрите вверх и вперед себя, на верхнюю ступень. И уразумеете, что такое духовный рост истины.

Другой вид духовного роста – рост доброты и любви. Некоторые пожилые люди, добрея, поражаются на себя, на свою безжалостность и пренебрежение к другим людьм в молодости. Те же, кто к старости «звереет», теряет даже ту полноту жизни, которая была в них. Это приговор всей их жизни и наказание им.

Большее проявление духовного сознания заключается в установлении более высокой точки зрения, с которой и обзор больше и большая четкость, яркость, ясность взгляда и видения вообще. Человек с возрастом нагружается не только знаниями опыта проживания (большей частью, как водится, отрицательного), но и обогащающим знанием, придающим полноту жизни. За все годы своей жизни человек прозревал, узнавал новую истину о жизни или, по крайней мере, уяснял, приобретал ясность в том, что знал прежде.

Если рост духовного сознания совершается без специальных свободных усилий в душе человека, то он напоминает естественный рост жизненаполнения в Природе. Только совершается он в продолжение одной жизни и на наших глазах. Такой вынужденный духовный рост – норма человеческой жизни. Сама жизнь заставляет высеянные семена зреть. Конечно, происходят аварии и семена гибнут, но не это высший закон человеческой жизни.

По закону людской жизни каждый человек, проходя дистанцию жизненного пути, переделываясь из ребенка в старика, должен совершать работу духовного роста. Человек в течение одной своей жизни изменяет – увеличивает или уменьшает – полноту ее. Пусть процесс изменения полноты жизни вынужден, но в человеке он идет всегда. И чаще все же в направлении увеличения – пусть и чуть-чуточного увеличения – этой полноты.

Человек не только единственное на Земле существо, в котором идет вынужденный духовный рост. Человек обладает еще сверхприродной способностью свободного духовного роста. Он сам, своими усилиями способен увеличивать полноту жизни в себе. Человек потому и человек, что потенциально обладает свободой ускорять духовный рост, совершать его приращение. Ни одна животная душа не в состоянии полнить себя. Природная душа волей-неволей должна повторять саму себя. Только душа человека свободна захотеть и в состоянии осуществить больше самой себя – увеличивать жизнь в себе, стать и продолжать становиться все более и более живой, зрелой, жизненаполненной, духовмещающей.

Потенция свободного роста у каждого человека, разумеется, своя. Когда в другом человеке мы не видим и не предполагаем потенции свободного роста, то не должны исключать того, что в нем идет рост вынужденный. Хотя, где кончается вынужденный рост и начинается рост свободный, сказать сложно. Сверх вынужденного всегда могут быть взлеты свободного роста. Свободный рост мы только отсчитываем от вынужденного роста, но каков уровень заданного каждому вынужденного роста – неведомо.

Духовный рост есть всегда движение от подобия к подлиннику. Подлинник для вынужденного роста – тот уровень полноты жизни, то духовное достоинство души, которое определяет потенциальные путевые возможности души. Подлинник для свободного роста – сверх какой-либо потенции данного человека и задается только вехами высоты, указующими направление к нему.

Вынужденный рост идет по проторенному, свободный рост – внове, по целине. В работе вынужденного роста душа обретает новые качества или усиливает имеющиеся. В работе свободного роста душа силится обрести новый образ себя, при осуществлении оказывающийся вехой в направлении к более совершенному образу себя, и так до последней вехи, до совершеннейшего образа, уже не умещающегося в земном существовании. Свободный рост зачинается от прообраза и идет к образу совершенства через вехи образа себя. Свободный рост это самостановление и самопреображение, но не любое, а наперед заданное в направлении самоосуществления.

Видов свободного роста много. Мы еще не знаем, как их различать. Их можно квалифицировать и по образу совершенства, к которому стремится свободный рост, и по той духовности, которую свободный рост преимущественно выделяет, и по тактике движений свободного роста. Каждому религиозному или субрелигиозному течению в человечестве соответствует своя стратегия и тактика, свои особенности и усилия свободного роста, свое знание Подлинника и свое чувство той высшей точки, на которую желает встать душа, или которой она желает быть причастна. Эта же высшая точка дает основание для Веры и задействует Веру в душе.

Вместе со свободой увеличивать полноту жизни в себе человек обладает и другой, неведомой природному миру свободой: ускорять природный рост, все более и более активизировать самодвижение. Вся хозяйственная и технологическая деятельность человека пример такого ускорения и активизации.

Самодвижение – рост природный. Отталкиваясь от него как от первоисточника, человек на его основе создает новые, в каком-либо отношении более активные формы жизнедеятельности в природном мире. Не то важно, ускоряет он или не ускоряет природные процессы, а то, что он все более и более ускоряет свою собственную внешнюю жизнедеятельность. В конце концов, эта его жизнедеятельность отрывается от Природы и превращается в Дело.

Делать дело не значит поддерживать свое существование. Делать дело значит всегда увеличивать то, что имеешь. Чего ради? Ради ощущения, что, чем больше у меня в сундуке (или на погонах), чем большим я обладаю, тем тот, кто обладает – само мое «Я» – значимее и значительнее... Становясь богаче и богаче, или все выше продвигаясь по службе, или захватывая все большую власть, или все больше и больше нагружаясь знаниями, или хотя бы собирая коллекцию, человек чувствует, что растет.

Человеку кажется, что когда он чего-то достигает и достигнет, то он кем-то сам становится. Инсценируется духовное наслаждение состоянием псевдовосхождения души. Шаг за шагом что-то одолевая, накапливая или достигая, человек чувствует, что с каждым новым шагом подымается над собой, растет, и именно эта сила ложного роста движет им в жизни. Сам азарт души, – каков бы и в чем бы он ни был, – вызван особым состоянием души, пристрастившейся к ложному росту.

Рост отчасти схож с воспитанием. Воспользуемся этим сходством для разъяснения некоторых видов роста.

Женщина любит своего мужа, отца своего ребенка и, воспитывая сына, имеет перед собой идеализированный образ его отца. Она видит в сыне зачатки того идеала человеческого совершенства, который она угадала и полюбила в его отце. Она старается воспитывать сына так, чтобы осуществить в нем угадываемый ею и ею любимый идеальный образ. Такое воспитание подобно подлинному свободному духовному росту.

Другая мать желает вырастить из своего ребенка что-то замечательное. В ее воображении мерцает популярный образ знаменитого журналиста, шоумена, бизнесмена, спортсмена, политика. Ей нужно, чтобы ее ребенок казался тем, кто завладевал ее воображением или, на худой конец, отвечал тем ходячим представлениям о комильфотности, которое в настоящее время принято в обществе успешных людей. Это предполагает умение подделываться, выглядеть как бы умным, или как бы образованным, или как бы деловым. Цель ее воспитания – сделать отпрыска похожим на свою мечту. Такое воспитание подобно мнимому росту.

В третьей семье ребенком никто специально не занимается. Родители считают: что из него будет, то и будет. Пусть наш ребенок с ранних лет видит перед собой образец родителей и подражает нам. При успехе такого воспитания ребенок вырастает подобием своих родителей, с теми индивидуальными различиями, которые заложены в его натуре. Такое воспитание схоже с природным ростом, с самодвижением.

Родителям четвертого ребенка важно одно – чтобы он был более конкурентоспособным в предстоящей житейской борьбе: знал и умел как можно больше, был скорее других, умнее других, сильнее других. Они стремятся вложить в ребенка как можно больше всего – знаний, умений, навыков – только ради того, чтоб иметь их. Они не образовывают ребенка по высшему образу его Я , в этом отношении они оставляют его неизменным, но прививают качества активности его Я. Такое воспитание подобно ложному росту или, как еще можно называть его, суеросту.

Мнимый рост – мимикрия подлинного свободного роста и зиждется на нем. Ложный рост зиждется на самодвижении и есть процесс ускорения самодвижения. Но все же действительно переживается душою как рост. Мнимый рост двигает душою потому, что она принимает его за подлинный духовный рост. Мнимый рост – важный самообман души. Суерост – самостоятельное явление человеческой жизни, а не обман и не фикция. Делая карьеру или бизнес, никто не считает, что живет духовной жизнью. Напротив, знает, что живет жизнью, отличной от духовной. Но в некотором смысле заменяющей духовную жизнь.

Человек может, наверно, обойтись без мнимого роста, но не без суероста. Суерост нужен человеку в жизни, необходим ему по основам его чувства жизни.

И подлинный духовный рост – рост, и ложный рост – рост. Но первый есть рост лозы, которая приносит плод, второй же есть, как любил говорить Толстой, «торканье». По Далю, «торканье» есть действие по глаголу «торкать» или «торкивать», что означает нечто «среднее между толкать и дергать, торкать туда и сюда, тормошить». Торканье – это заводить себе суету. В отличие от плодоносящей лозы торкание присуще растущей, но бесплодной ветви. Торканье есть пустой, бесплодный и в этом смысле ложный рост – рост, не приносящий плода. Поэтому-то в ложном росте нет нужды в различении главного от второстепенного, истинного от ложного и даже высокого от низкого.

Когда руководствуются второстепенным (ибо второстепенного много, а главное одно), когда в пути не нужна плодоносящая истина, тогда рано или поздно приходят к гибели.

Сыны ХХ века, пропитанного ложным ростом, приписали суерост природному миру, в котором такой рост – смертельное заболевание (рак, например). Идея конкурентной борьбы за выживаемость и всяческие преувеличения роли ложного роста в теории «эволюции» прозвучали – именно в тот век – правдоподобно.

Ложный рост это самопроизвольное увеличение активности самодвижения, а значит, и агрессивности. Современный человек живет в атмосфере конкуренции и борьбы. Теория эволюции и в Природе узаконила такой образ жизни (или, вернее, образ торканья).

В реальной жизни рост подлинный, ложный рост и мнимый рост завязаны вместе и, сопутствуя друг другу, по отдельности не легко различимы. Достигнутое подлинным ростом продолжает – как бы в сторону – развитие в ложном росте, по прямой. Так же, как и в Природе, где добытое в естественном духовном росте высшее состояние (большая полнота жизни животного мира) развивается и упрочается в самодвижении.

Свое начало самодвижение берет с какой-либо точки духовного роста и продолжает его, его подменяя. Реальное жизнепрохождение человеческой души имеет вид «ломаной кривой», где подлинный рост сменяется ложным ростом и ложный рост включается в рост подлинный. И это нормально. Когда нет подлинного роста, идет суерост. Ложный рост неизбежно возникает при остановках подлинного роста, тоже неизбежных. Подлинный рост то и дело замещается ложным ростом. Время нашей жизни заполняется по большей мере такими замещениями. И вполне может создаться впечатление, что ложный рост создает скачок подлинного духовного роста.

Часто нужно остановиться в жизни, остановить свой ложный рост, чтобы могло произойти ускорение духовного роста. Духовный рост возможен, когда остановилась деятельность ради деятельности.

Известно, что труднее всего объяснять простые вещи. Каждый из нас испытал или слышал о состоянии сознания неопровержимой бессмысленности всяческой деятельности людской. И для этого жить?! – спрашивает себя человек, ставя перед собою какое-либо дело. Почему-то считается, что этот вопрос о жизни возникает перед лицом смерти или перед сознанием неизбежности смерти, разрушающей смысл любой деятельности. На самом деле остановка жизнедеятельности необходима для работы духовного роста.

В вопросе о неуничтожимом смертью разумном смысле жизни упор делается не на слово «разумный» (как, если бы вопрос этот ставил современный ученый) и не на слове «смерть» (как было бы, если вопрос этот был поставлен плотским человеком, желающим бессмертной жизни, при которой бессмысленность ложного роста и основанной на нем жизнедеятельности еще бы увеличилась), а на слове «смысл». Причем вопрос о смысле жизни ставится не «за» или «против» какого-либо взгляда на жизнь, не в утверждение и опровержение, а сам по себе. Упор тут должен быть поставлен не на отсутствии смысла жизни, соответствующего требованиям ума, а на сознании собственно беспричинной, пустопорожней, лжемотивированной и, значит, ложной жизнедеятельности. Вот это-то сознание и труднее всего передать людям. А казалось бы, чего проще.

Вопрос смысла жизни останавливает движение жизни. Но вопрос этот – сигнал свыше и команда остановить ложный рост для начала свободного духовного роста.

Остановка ложного роста – уже пробуждение к духовной жизни.

Мотив жизни животного – самая жизнь. Указать на основной мотив всей жизни человеческой мы попытаемся в других чтениях. Здесь же можем сказать, что духовной рост – вынужденный или свободный -включен обязательной составной частью в мотив всей и всякой жизнедеятельности человека.

Конечно, далеко не каждое мгновение обеспечено мотивом духовного роста. Пустопорожние, рутинные моменты жизни складываются в полосы и могут заполнять большую часть жизни.

На первый взгляд, человек, за редчайшими исключениями, занят в жизни чем угодно, только не заботой о росте своей души. Забота такая многим даже претит. Да и свободным каждый считает себя относительно себя же. Всякий по самоощущению своему волен в своих душевных движениях и исходно (до определенной степени одухотворенности) не знает потребности совершать свободные душевные усилия.

Есть умные, тонкие и высокообразованные люди, вполне способные признать и оценить возвышенность мысли о работе роста, но не видящие оснований для подтверждения того жизнепонимания, по которому человек существует в Мире и нужен Богу только как работа и работник, посланный трудиться над своей душою. Все мы зависим от Бога и Ему обязаны, говорят они, но только в каждом из людей не видно ясного мотива духовного роста, а значит, и нет данного свыше обязательного задания духовного труда на человеческую жизнь как таковую.

Очертим круг людей, жизнь которых явно мотивирована духовным ростом, и будем расширять этот круг.

Каждый, кто стремится к совершенству, производит в продолжение всей своей жизни специальные усилия направленного духовного роста. Достижение высшего состояния – идеальный, умозрительный мотив жизни, мечта и вдохновение; рост же – мотив практический и есть то, чем действительно движется душевная жизнь восходящего человека. Без этого мотива никакие направленные душевные движения были бы невозможны. Разумеется, людей свободного душевного делания совсем не много.

Душа способна расти к той «просветленности» сознавания, к которой стремится последователь Будды. В человеке может все больше и больше выявляться любовная духовность, приближающая добрую душу к состоянию агапической любви. Мощный духовный рост идет и в тех редких случаях, когда душа работает разумом и в ней все более проявляется Истина. Прибавим сюда же и порывы Веры, стремление души к самоусилению как таковой Веры в себе. Круг людей, жизнь которых движима столь высокими видами роста, если и не многочислен, то вполне заметен.

Этот круг значительно расширится, если мы к указанным видам роста добавим еще один – стремление одной высшей души к единению с другой высшей душою, и все большее и большее осуществление их душевной свитости и целостности. Такой рост мы называем сторгическим ростом. Сторгический рост – род духовного роста. Мотив сторгического роста наполняет жизнь многих людей, особенно женщин.

Во все времена жили люди, которые религиозно относились к своему телу и стремились выявить ресурсы Природы в обращенной к плоти стороне души. Мотив роста души от духа Природы включает в круг людей, живущих по мотиву роста, и индуистов на Востоке и язычников на Западе. Олимпийские Игры в древности – не спортивные состязания, а сакральное действие, решающее, какую ступень природно-духовного совершенства достиг атлет. Некоторые люди с упоением растят и упражняют свое тело, находя в этом духовное наслаждение и духовное служение, без которого не знают себя. Вспомним и о людях, основа душевной жизни которых – рост любования, все большее и большее принятие в себя Красоты, наибольшее наполнение себя ею. Красота для таких людей то же самое, что для других Добро или Истина.

Нужно ли относить к кругу людей, жизнь которых движима мотивом роста, тех, кто посвящает себя росту других и в этой службе для роста другого полагает всю свою жизнь? Служа собою росту тела и души ребенка, родители, мать особенно, действует в силу правящей ею душевной потребности, заставляющей переносить себя в своего ребенка. Мать душою растет в ребенке и рост ее останавливается, когда дети вырастают. Тогда женщина ждет внуков, – чтобы вновь душевно расти с ними, вновь наполнить их ростом свою жизнь. Женщиной правит душевная потребность параллельного роста в ребенке и вместе с ним. Эта духовная потребность изначальна в человеке и только затвердевает в материнском инстинкте женщины.

Кроме подлинного роста есть и рост мнимый, и рост ложный.

Огромное число людей принимают движения мнимого роста в себе за движения подлинного роста. В наше время сфера мнимой души, куда люди переносят свой душевный мир, огромна и состыкована со всеми сферами жизни. В симбиозе мнимого и подлинного роста живет, наверное, большая часть человечества. Оставшаяся часть живет в симбиозе мнимого, подлинного и ложного роста или же движима мотивом мнимого и ложного роста. Если бы мы смогли убедиться, что в основе активности жизнедеятельности по ложному росту лежит все тот же мотив духовного роста, то тем самым включили бы в круг движимых духовным ростом бесспорное большинство людей.

Что, если свести до минимума финансовую и престижную заинтересованность человека делать Дело? Перестанет ли он быть деятельным? Такой эксперимент Историей ХХ века поставлен в Советском Союзе, и хотя из деятельности многих людей были изъяты главные рациональные мотивы, далеко не все из них предпочитали бездеятельность мало и плохо оплачиваемой деятельности. На каждом предприятии, в любой конторе, в Москве ли она или в райцентре, всегда были люди, работающие или суетящиеся в полную силу (пусть с разными хозяйственными результатами). Еще больше их было в конструкторских бюро и научных учреждениях. Явного мотива, который покрывал бы трату энергии их жизни, нет. Они действовали по внутренней потребности, то есть мотиву вполне иррациональному. Но тем не менее, столь властному, что, почему-либо оставшись не у дел, человек мучительно страдал, не знал, куда девать себя и, бывало, умирал.

Все мы не столько живем, сколько во что-то деваем себя. Это хорошо понял под конец жизни Герцен: «Наша жизнь – постоянное бегство от себя, точно угрызения совести преследуют, пугают нас. Как только человек становится на свои ноги, он начинает кричать, чтобы не слыхать речей, раздающихся внутри: ему грустно, – он бежит рассеяться; ему нечего делать, – он выдумывает себе занятие; от ненависти к одиночеству он дружит со всеми, все читает, интересуется чужими делами, наконец женится на скорую руку. Кому и такая жизнь не удалась, тот напивается всем на свете: вином, нумизматикой, картами, скачками, женщинами, благодеяниями, ударяется в мистицизм, налагает на себя чудовищные труды, и они ему все-таки легче кажутся, чем какая-то угрожающая истина, дремлющая внутри его. В этой боязни исследовать, чтобы не увидать взор исследуемого, в этом искусственном недуге, в этих поддельных несчастьях, усложняя каждый шаг вымышленными путами, мы проходим по жизни спросонья и умираем в чаду нелепости и пустяков, не пришедши в себя».

Как только кончилось детство, мы бежим и бежим от себя; но «преследуют, пугают нас» не угрызения совести – не ее возвышающие уколы Герцен, видимо, имел ввиду, – а другое, жуткое духовное страдание; «какая-то угрожающая истина, дремлющая внутри» нас, пугает и гонит нас, а мы боимся ее исследовать, «чтобы не увидать взор исследуемого» и, еще более, Исследующего.

Истина эта: моя высшая душа ( и вместе с ней моя серафическая личность) недвижна, невесома и пуста. Перефразируя Ивана Карамазова, можно сказать, что у человека нет заботы мучительнее, чем забить в себе всегда сидящий в нем холодный ужас погашения высшей души. Один из главных мотивов, которые ежемгновенно гонят человека по жизни, есть его стремление прикрыть в себе свое духовное равнодушие, заглушить в себе тот сигнал катастрофы, который подает о себе высшая душа. Мы воспитываем детей для Дела, зная, что без него они будут страдать в жизни.

Лучше всего прикрыть себя в мнимом росте или ложном росте. Но в ложном росте надежнее. Он и доступнее. Его сфера – вся та суета, азартность, дурман и жадность бега по жизни, которым люди переполняют свое краткое существование. Ложный рост усиливает яркость звучания авторского Я, дает острее переживать себя, и тем, подменяя жизненаполненность, не пускает наружу духовное страдание высшей души, лишенной духовного роста.

Ничегонеделание тяжело не потому, что в человеке существует благая потребность Дела, а потому, что незамутненное ложным ростом духовное страдание погашения высшей души не дает скрыть от себя свою высшую душу и вселяет ужас и тоску. Вот почему вместо лозы мы так страстно растим торканье. На это нас, как ни странно сказать, толкает духовная необходимость.

Есть полнота жизни даруемая (обычно эйфорическая и мнимодушевная) и полнота жизни рабочая. Последняя предполагает достижение еще большей полноты через труд души. Такая полнота всегда трудна душе. Чем человек одухотвореннее, тем отчетливее разрыв между его серафической личностью и Самостью и, значит, больше напряжение, распирающее душевный мир его. Духовный рост не утишает, а накаляет, нагнетает напряжение и духовное страдание. И это законно: нагнетание рабочего напряжения душевного мира и усиление взрывоопасности духовной жизни, словно роженицу, напрягают человека на родовые схватки, распаляют и загоняют его на дорогу к той высшей точке, где эта напряженная ситуация вроде бы должна разрядиться.

Чем ближе к этой высшей точке, тем больше ускорение духовного роста, тем шире разрыв между двумя главными инстанциями Структуры, тем накаленнее внутридушевная жизнь и тем сильнее сигнал катастрофы, который в духовных страданиях подает высшая душа. Чем на более высокой ступени духовного развития стоит человек, тем отчетливее он чувствует опасность духовных страданий, которая дежурит в нем. И тем необходимее ему деятельность прикрытия. Работа, деятельность, Дело нужны более тому, кто острее чувствует опасность духовного страдания и вынужден, подстегиваемый ею, ускорять движения жизни в ложном росте. Не отсюда ли технологические успехи западного человека?

Испытать «арзамасский ужас», состояние дыры души может только достаточно одухотворенный человек, не утративший тяги духовного роста. Этот холодный ужас тоски смертной забыть нельзя. Легче не допустить себя до него. Что и делается в усилении активности внешней жизнедеятельности, в суете ложного роста. Вся внешняя жизнь – суета сует от томления духа.

Томление духа – нормальное состояние растущей души. Следовательно, и ложный рост явление нормальное. Он не только неизбежен, но в определенных масштабах и в определенной области законен. Законная область ложного роста – мир вещей, а не мир людей. Деятельность прикрытия по природе своей должна быть, видимо, обращена на вещь. Ибо она порождена и подстегнута стремлением сокрыть от себя свое духовное равнодушие и уже по одному этому слепа.

Суета жизнедеятельности по слепоте своей не должна бы забредать в мир людей хотя бы потому, что она неизбежно начинает орудовать с людьми, как с вещами. Такова не только политическая или экономическая деятельность, такова и любая другая деятельность ложного роста, имеющая человека предметом своего внимания. Например, нынешняя наука о человеке, сколько бы она ни была осторожной и предусмотрительной, изучает предмет свой как живую вещь, ищет в нем такие же, как и в вещи, законы и при изучении культивирует такое же отстраненное, холодное, как к вещам, отношение. То же самое любая внешняя деятельность, направленная на человека. Никакая из этих деятельностей не имеет критерия определения блага человека, и потому не в состоянии хотя бы оценить ценность или вред того, чем она занимается.

Одно из ближайших последствий суеты прикрытия, действующей в мире людей, есть искусственное разжигание в результате этой деятельности разнообразных телесных и психических похотей. Природные потребности легко насыщаемы; ненасытны похоти (особенно душевные), которые надо как-то удовлетворять, что только их еще более разжигает. Так возникает еще один мотив для торканья, вторичный к основному и из него вытекающий. Первоисточник «суеты сует» такого рода – тоже духовная необходимость.

Дело, суета, ложный рост – способы прикрыть в себе духовное равнодушие, убежать от него в себе. Они пригодны в основном для людей активных. Для остальных пригоден другой способ – развлечения. Этот способ разрешения душевного напряжения становится главенствующим. Без ежедневных развлечений и отвлечений многие из современных людей чувствуют внутреннюю пустоту, напоминающую пустоту дыры души «арзамасского ужаса».

Пустота духовного равнодушия схожа с сознанием одиночества. И, чтобы приглушить его, человек заводит знакомства, стремится на люди, в гости или собрания, к общению того или иного рода, занимается чужими делами или женится, лишь бы жениться, как то заметил Герцен. В общении с себе подобными Самости легко выпячиваться, застилать высшую душу и тем гасить рабочее душевное напряжение. Этот способ оглушения душевного мира очень тонок, так как без самого по себе общения нельзя жить.

Самый грубый способ глушения опасности духовного страдания, это, конечно, водка, табак, наркотики. Применение этих средств псевдорасковывает душу, освобождает человека от его внутреннего судьи и критика (отсюда такая «легкость» при курении или опьянении), усыпляет то начало в душе, которое удерживает размах и произвол ума и чувств в ней, – распускает, «распущает» душу, и по слову Толстого, «сбивает с людей верхи мыслей и чувств, самый главный и нужный цвет разума. От этого видишь людей, которые могут служить, писать книги, производить художественные вещи, но не могут понимать самого главного: смысла жизни, и даже полагающих, что этого совсем не нужно. Какие-то духовные кастраты» (54,93).

Мы выпущены в земную Обитель, дабы в духовном росте добывать полноту жизни кто как умеет: разумом, любовью, единением, верой.

Положительный мотив жизни – духовный рост. При уклонении от духовного роста в человеке действует этот же мотив, но отрицательно. Действие отрицательного мотива жизни основано на отсутствии духовного роста. Наличие отрицательного мотива в подмену положительного лучше всего доказывает обязательность мотива духовного роста. Эту обязательность надо понимать не как принудительный закон, а как духовное назначение, которому человек по обязанности перед Богом должен следовать.

Духовный рост – работа человека, его исполнение Воли Бога. Бог назначил человеку благо и дело духовного роста, и человек должен выполнить Его задание и назначение. Но должен – свободно, по собственной духовной потребности. Такая духовная потребность роста исходно вложена Богом в человека. Аннулировать эту потребность в себе человек не может. Если он не удовлетворяет ее, то она, продолжая действовать, сигнализирует ему духовным страданием и тем вынуждает его искусственно забивать ее. Это и есть отрицательный мотив жизни человека.

Отрицательный мотив основан на прикрытии своего духовного равнодушия, застоя духовного роста, остановки души. Он выражается в избыточной деятельности ложного роста, и в тяге к развлечениям, и в повышенном стремлении к общению, и в наркотическом одурманивании себя.

Почти всякий человек знает неблагость, несчастливость и бессмысленность своей жизни. Неся в себе такое сознание, человек стремится устроиться в жизни так и быть в ней таким, чтобы не чувствовать этого. Сделать свою жизнь благой, или счастливой, или смыслонаполненной хотят, как правило, лишь порывами. Постоянная же задача человека: скрыть от себя знаемую сознанием несчастливость своей жизни -чтоб не чувствовать ее. Дела, дети, творчество, борьба, развлечения, мечты, ожидания – все служит этой задаче. Отрицательный мотив жизни можно понять как прикрытие своей душевной несчастливости. Этим и занято большинство людей.

В качестве одного из основных мотивов жизни прикрытие несчастливости определило властвующую в людях установку жизнепонимания. Жизнепонимание это основано на всегда горьком человеческом опыте. Оно учит, что все победы в жизни преходящи и лучше прожить – значит прожить с меньшими поражениями. Жизнепонимание поражения ведает, как человеку прожить, избегая поражений: как избежать бед, обойти опасности на каждом шагу, отразить удар, обеспечить нужное себе место в жизни, как не погубить себя, выжить в борьбе, не пасть слишком низко, не сделать зла другим и другому, сохранить то, что имеешь, что подарила природа и жизнь: семью, здоровье, талант, положение в обществе, имущество и прочее.

Человек обычно или обольщается, или не предполагает возможности победы в своей жизни. Жизнепонимание победы в жизни возникает либо по легкомыслию у совсем молодых людей, либо мнимодушевно, и строится на обмане или утопии. Таково оно у прогрессистов, бунтарей, реформаторов всех мастей, мечтателей. По христианскому жизнепониманию победа в жизни принадлежит Христу, перенесена из человека в Бога, и тем, сполна покрывая обычное человеческое жизнепонимание поражения (даже усиливая его), его разрешает искуплением Бога-Сына. Человек не может победить в этой жизни, но в ней уже без него и за него победил Христос.

Всеобщая установка жизнепонимания на поражение вызвана слепотой человека относительно задач и возможностей его жизни. Жизнепонимание победы может и должно основываться на положительном мотиве человеческой жизни, в первую очередь на потребности духовного роста.

Без «Я» душа – не душа, а некоторое образование, находящееся в складском состоянии или под началом извне.

Если высшая и филическая душа не хаотично, а направленно работают в нас, то это происходит благодаря мощи воли, которую их «Я» придает им.

Когда мы говорим о том, что одна инстанция Структуры судит низшую, то имеем в виду, что один субъект судит другого, что одно «Я» обсуждает и назначает другое «Я». Далеко не каждый из нас способен в свободном порядке порицать себя судом совести, хотя у каждого по его принадлежности к человечеству есть высшая душа. Но у большинства людей высшая душа не являет себя в свободном нравственном чувстве и мудрости потому, что в ней нет субъекта – ее «Я», что она безличностна.

Все люди несут в себе высшую душу, но личностно неодухотворенный человек не может запустить ее в работу, и она не видна в его глазах потому, что в высшей душе его нет «Я».

Есть безвольная совесть и есть совесть-приказ. Безвольная совесть мало что меняет во внутреннем мире человека, она есть и ее вроде бы нет, она не разрешает и не запрещает, она не работает, не переживается, не волит сама и не направляет волю. Терзания совести начинаются тогда, когда в высшую душу включается «Я».

Некое «Я» совестью или покаянием свидетельствует о пребывании назначающей воли в высшей душе. Активно работающее в высшей душе «Я» придает ей назначающую волю и создает серафическую личность. Жить личнодуховной жизнью значит жить высшей душой, в которой включено «Я».

Филическая душа в составе серафической личности находится под патронажем волевой производной коренного Я, на которую возлагаются функции исполняющей воли. На высшую душу в составе серафической личности возлагаются функции назначающей воли. Но в отличие от филической души высшая душа не несет в себе производных коренного Я. Само коренное Я присутствует в высшей душе в исключительных случаях. И между тем высшая душа способна властно назначать исполнение авторскому Я и тем самым в некотором роде воздействовать на коренное Я. Откуда в высшей душе эта назначающая воля и мощь? Кто в высшей душе назначает авторскому Я исполнение?

Высшая душа каждого человека обладает назначающей волей в силу установок общенародного или общецивилизационного нравственного чувства, о котором мы скажем во втором разделе. Но сверх того высшая душа некоторых людей, способных жить личнодуховной жизнью (весьма редко объявляющихся среди нас) обладает еще и собственной назначающей волей. Далеко не все, а только редкие люди входят в обладание своей истиной и своей совестью. Откуда в их высших душах эта личная (личнодуховная) назначающая мощь, способная подчинять и управлять авторским Я, то есть в некоторой степени самим коренным Я?

Очевидно, что высшая душа личнодуховного человека должна обладать волевой мощью своего единичного выделенного центра, своим «лицом», не являющегося производным коренного Я^*), но способного ставить под свое начало его волевые производные, то есть превышающего волевые возможности коренного Я.

Как назвать, как обратится к этой духовной инстанции, в каком лице?

Не в первом лице, не как к «Я», так как оно не от коренного Я, хотя и дано внутри человека, состоит в слитности с ним как источник некого духовного тяготения. Не во втором лице, не как «ты», так как оно не подобное и сродственное «я». И не в третьем лице, необходимо для обозначения постороннего или отсутствующего. Необходимо иное лицо, которое не было бы ни первым, ни вторым, ни третьим, в положительной ли, в отрицательной ли форме, но включало бы в себя их всех и при том передавало живое чувство.

То лицо высшей души, о которым мы говорим, человек сознает и переживает как семя своей личной духовной жизни, в качестве своего отцовского первообраза.

Грамматически «отец» есть такое «он», в котором дано «я» и вместе с тем более полное, «целое» «я», то, что произвело мое «я» из себя. Сын воспринимает своего отца и обращается к нему не в первом, не во втором и не в третьем лице. Отец для сына – четвертое лицо. Но если в отношении плотского отца сын, утверждая свою автономность, рано или поздно стремится к саморазличению, то в духовной жизни, в отношении духовного отца, человек стремится к утверждению силы своего духовного тяготения к «духовному солнцу» отца.

Выделенный центр высшей души личнодуховного человека – четвертое лицо, «отец». Мы можем назвать его «серафическим отцом» или серафическим четвертым лицом, лицом отца или проще серафическим Лицом.

«Разницы между людьми в телесном отношении очень мало, почти нет; в духовном огромная, неизмеримая» (55.106) – записал Толстой в Дневнике 1905 года. Почему так?

Личнодуховные различия между людьми определяются различиями их высших душ и их серафических личностей, теми началами или процессами в них, которые взводят духовную жизнь в человеке. Но нельзя не отметить, что личнодуховная жизнь – жизнь элитарная и одни могут жить личнодуховной жизнью, другие – не могут, и взвести ее в них очень трудно или нельзя: они «как ложка не может понять вкус той пищи, в которой купается»(81.231 Толстой в письме 1910 года).

В составе человечества живут две генерации людей. Одни обладают серафическим отцом, другие не обладают. Взвести личнодуховную жизнь тех, которые неспособны жить ею, нельзя. Не потому, что у них различные высшие души, а потому, что они живут иначе.

Без серафического отца у человека нет потребности нравственного совершенствования (в отличие от совершенствования тела, плоти, психики, творческих способностей). Сама мысль о нравственном совершенствовании неприятна такому человеку.

Сама по себе высшая душа не становится первопроходцем в своих делах истинности, искренности, совести. Серафическое лицо запускает движения духовного роста высшей души.

Без пробойной силы серафического отца не скажешь себе правду о себе. Без серафического отца человек может быть и умен и тонок, даже талантлив, но ему от себя самого сказать нечего. В нем нет той петельки, за которую его можно зацепить крючком более высокого сознания. Он духовно не цепляем.

Люди серафического отца – люди личнодуховной жизни – сами стремятся принять в себя струю более высокого сознания жизни. На давний вопрос: способно ли искусство изменять людей? – есть ответ: людей личнодуховной жизни, людей серафического лица может.

Внутренний мир людей серафического отца (людей зрелого сознания жизни) можно уподобить горючей жидкости, а людей без серафического отца (людей стартового сознания жизни) – воде. Первые загораются и разгораются от огня. Вторые при нагревании бурлят и кипят, но и гасят тот огонь, который подносится, чтобы зажечь их.

Основное действие, которое совершает в Структуре серафическое четвертое лицо, состоит в том, что оно пробивает высшую душу на филическую душу и тем создает в Структуре серафическую личность. И не только создает, но и поддерживает ее действие в Структуре волевым присутствием в высшей душе. Серафический отец выражает себя в серафической личности и правит в ней.

Серафическое четвертое лицо оказывает волевое воздействие на авторское Я и вместе с ним преобразует верхнего человека в серафическую личность. Верхний человек превращается в серафическую личность только в людях зрелого сознания жизни.

Не всякий из нас способен обнаружить в себе две личностные инстанции Структуры, а только тот, в ком достаточно активна серафическая личность. Отчетливые переживания своей двойственности – серафической личности и Самости в себе – возможны только в человеке серафического отца. Человек стартового сознания жизни вряд ли поймет, о чем речь.

Носителю серафического отца дано то, что не дано человеку стартового сознания жизни. Откровения, озарения, прозрения разного рода получает только человек зрелого сознания жизни. Только он может быть носителем высших интуиций. Это прежде всего интуиции разума на глубокую мысль, мистические интуиции и интуиция «своего»: своего образа одухотворенности, своего мировоззрения, своего духовного служения, своей истины, своего другого Я, своей Общей души, своего Пути жизни.

Человек стартового сознания жизни может быть хорошим, честным, добрым, но только человек зрелого сознания жизни, человек, обладающий серафическим Я, может стать человеком значительным. У человека стартового сознания жизни не бывает собственного, неразговорного интереса к коренным вопросам человеческой жизни.

Высшая душа предоставляет в себе место серафическому отцу, существующему вне зависимости от человека и спущенному в него из надчеловеческих высот. Если серафическое лицо спущено в высшую душу человека, то оно принадлежит кому-то, спущено кем-то, кто им обладает. Мы будем называть его серафом.

Сераф – надчеловеческое (и постчеловеческое) существо, живущее вместе с человеком, но не той жизнью, которой живет филическая душа, и не той, которой живет низшая душа и плоть, не психофизиологической жизнью, а той же жизнью, что и высшая душа. У серафа и высшей души одни и те же источники жизни, которые мы уясним тогда, когда это станет возможно.

В привычном нам смысле сераф не «входит» в человека и не «выходит» из него, всегда оставаясь там, где он есть, в надчеловеческом мире. Сераф не может покинуть пределы своего надчеловеческого мира, кардинально не изменив при этом своей сущности. И, тем ни менее, мы в предварительном порядке будем говорить о внедрении серафа в высшую душу человека личнодуховной жизни. Это несовершенство чернового взгляда мы непременно поправим, как только станет возможным предъявить более совершенные представления о взаимосвязи серафа и человека.

Сераф участвует в движениях жизни человека через его высшую душу. Высшая душа изначально не принадлежит серафу, но живя с ним одной и той жизнью, способна принимать его в себя и тем увеличивать полноту своей жизни.

У каждого личнодуховного человека свой сераф, «Бог свой», как говорил Лев Толстой. Личнодуховный человек и его сераф – в единой системе жизни и жизнепрохождения. Личнодуховный человек посылается в земную жизнь своим серафом, и в некотором смысле сераф принимает его обратно. Человек своей личнодуховной жизнью работает на своего серафа, выносит ему из земной жизни то, что ему нужно для жизни.

Свою истину и свою совесть мы выше приписали высшей душе. Это так и не так. Своя истина и своя совесть проявляются в высшей душе – и в этом смысле принадлежат ей – при внедрении в нее серафа или его серафического лица. Сераф сознает и чувствует себя в человеке «своей истиной» (своим разумом-мудростью) и «своей совестью» (своим свободным нравственным чувством). Говоря о своей истине и своей совести, мы тем самым подозреваем присутствие серафа в высшей душе.

Сераф постепенно проявляет свое чувство-сознание жизни в высшей душе человека, живущего серафической жизнью, и тем определяет жизненные движения его. Ему от него что-то нужно, и в своем месте мы поймем, что.

Высшая душа жива бросками духовного роста. Ей чуждо самодвижение. Духовный рост означает не только увеличение полноты жизни, но и скачком ведет в качественно новое состояние, на более высокую ступень жизненности и свободы. Эту более высокую ступень обеспечивает не какое-либо приращение, а включение в низшую ступень того, что в ней, даже в потенции, не могло содержаться, – неких новых (не подобных прежде существующим) и высших сил, свойств, качеств.

И самодвижение может сопровождаться некоторым увеличением (как и уменьшением) жизненаполненности и разумности, но никогда не переводит то или другое на ступень высшего состояния жизни. Самодвижение возможно только в границах данной ступени полноты жизни.

Нельзя сказать, что филическая душа незнакома с ускорением духовного роста и живет исключительно самодвижением. Но как рабочее явление филический ум в основном руководствуется задачами самодвижения. Именно поэтому филический ум способен на первых порах осмысливать ходы самодвижения, которыми заполнен Мир. Но в сфере движений духовного роста, – там, где возникают и решаются главные вопросы человеческой жизни, – он лишь гость, помощник, ассистент.

Интеллект может ставить перед собой любую задачу в любое время и пытаться разрешать ее. Возможностей интеллекта или подготовленности его может не хватать для решения задачи, но собственно препятствий к постановке ее и ее разрешению интеллектом у человека нет.

Сюжет хождения филической мысли, как бы причудлив он ни был, раскрыт от мысли к мысли. Филическая мысль движется по логическим или диалектическим, или каким-то еще законам, она всегда вытекает из предшествующих мыслей и обеспечивает последующие. В нем всегда видны предшествующие ходы мысли.

У филической мысли всегда поступательное движение. Про разум-мудрость этого не скажешь. Она не в цепи, не в сюжете, не под законом или принципом построения мышления. Она на полотне скрытно создаваемой мозаичной картины мудрости. Каждая мысль-мудрость открывает свое окно, свой фрагмент на мозаичной картине. Она может находиться в связке с прежде пришедшей своей истиной, если и та и другая в одной области создаваемой мозаичной картины, или не иметь к ней отношения, если они в отдаленных областях этой картины, далеко друг от друга.

Мысль-мудрость раскрывает то одно окно в мозаике общей картины, то другое, часто без какой-либо связи с предшествующей. На каком участке мозаичной картины раскроется следующая своя истина, неведомо. Вроде сейчас вскрывается определенный большой фрагмент, однако следующая мысль перескочила совсем в другую сторону и когда вернется обратно и вернется ли неведомо. Кажется, что все это происходит без связи, без сюжета, по прихоти. Но это не так.

Разум-мудрость не веет, где захочет. Мозаика мудрости раскрывается у каждого мудреца по-своему, но раскрытие это, как маленьких участков, так и больших фрагментов, задана жестче, чем в поступательном развитии интеллекта. Своя истина жестко поставлена в таинственный ряд. Стройность этого ряда, этого порядка хода своей истины устанавливается не человеком и не какими-то законами, а неведомым человеку надчеловеческим ходом жизни своего серафа.

Своя истина возникает не в процессе познания, она рождается в процессе жизни серафа. Если последующей мысли-мудрости необходимо освоить какую-то предшествующую мысль, то не потому, что последующая вытекает из предшествующей, а потому, что она позже порождена в процессе жизни серафа в человеке.

Жизнь серафа постепенно проявляется в высшей душе мозаичной картиной мудрости. Стройность построения этой картины определяется сюжетом проявления духовного сознания серафа в высшей душе.

Каждая мысль-мудрость обеспечивается не предшествующей мыслью и не логикой, а уровнем проявленности духовного сознания серафа в высшей душе. Она не может объявиться ранее, чем достигнут этот уровень. Заполнение мозаичной картины мудрости, ее создание зависит от ходов процесса проявленности одного из духовных сознаний серафа, его сознания истинности. Стройность особого сюжета проявления духовного сознания истинности высшей души определена не канонами поступательного развития, а создается в процессе проявления духовного сознания истинности. Процесс этот у каждой высшей души свой.

Каждой мысли-мудрости человека свое установленное его серафом время. Каждое прозрение своей истины ставится надчеловечской жизнью серафа и соответствует ей. Получить прозрения по собственному произволу нельзя. До каждого прозрения надо добраться в трудах личнодуховной жизни. Для каких-то прозрений не хватает дистанции жизни.

Ни одно прозрение своей истины не может забежать вперед, стать без очереди, не на свое место. Но что проявится сначала, а что потом и на каком уровне, неведомо. Но ни одна своя истина не может объявиться преждевременно. Ее нельзя освоить даже тогда, когда она уже угадана, но еще не обеспечена соответствующим уровнем духовного сознания в высшей душе. На такую мысль иногда самым неожиданным образом накладывается запрет. Она не приживается, не укореняется, повисает в воздухе. Запрет снимается потом, когда духовное сознание достаточно проявилось в высшей душе.

Духовное горение высшей души есть верный признак наличия серафа в человеке. Только сераф способен устойчиво выводить человека из состояния духовного равнодушия.

Личнодуховный человек живет в той или иной степени проявленности духовного сознания серафа. Духовный рост серафической жизни это рост высшей души, то есть большее проявление своей истины, своей совести и духовной Искренности Своя истина и своя совесть проявляется (как изображение на фотобумаге) в человеке.

Своя истина – не истина, которая доказана или принята по многовековой традиции или по конфессиональному или научному соглашению. Она добыта интуицией на глубокую мысль серафической личности и принята по высшей достоверности для духовного сознания истинности. Своя истина – не знание, а акт выявления личного духовного сознания истинности.

Своя истина – – в отличие от «чужой истины», которой обычно пользуется человек, – истина серафической жизни. Свои мысли могут быть только у человека, обладающего своей истиной.

Своя совесть – – в отличие от «чужой совести», которую обычно прикрепляют к себе люди, – совесть серафической жизни.

Полнота и достоинство той и другой зависят от уровня духовного сознания своего серафа.

Своя истина – сознание жизни Бога своего, своего серафа в высшей душе человека.

Своя совесть – чувство жизни Бога своего, своего серафа в высшей душе человека.

Своя истина это не утверждение, а выявление определенной ступени проявления духовного сознания истинности высшей души конкретного человека. Так же и своя совесть есть выявление нравственного духовного сознания высшей души.

Духовный рост своей истины зависит от все большего проявления духовного сознания истинности серафа в человеке. Духовный рост своей совести зависит от все большего проявления нравственного духовного сознания серафа в человеке.

Обладая филической душой, всякий из нас мнит себя, душевно лицемерит, чувствует то, что не чувствует, понимает, что не понимает. Сераф и его серафическое лицо, входя в высшую душу, порождает в серафической личности духовную силу Искренности, ставящую под контроль мнимодушевные движения филической души. Духовная сила Искренности не дает чужой истине и чужой совести завладеть внутренним миром человека и править им от его же имени.

Чем полнее и ярче проявляется духовное сознание истинности серафа или его нравственное духовное сознание, тем ярче и мощнее своя совесть или своя истина. Более того, своя истина и своя совесть и есть чувство-сознание проявленного серафа в человеке. Сераф чувствует себя в человеке, и человек чувствует своего серафа в своей истине и в своей совести – в своей серафической жизни.

Своя истина это не субъективная истина, в отличии от объективной, а особое проявления духовного сознания истинности в высшей душе человека.

Достоинство своей истины одного человека отличается от своей истины другого не по степени объективности или всеобщности, а по уровню духовного сознания истинности, проявленности в нем Света серафического Разума. Объективная или всеобщая истина ищется по потребности филического Разума, интеллекта, она не существует для серафического Разума. Всеобщей Истины для разума высшей души, для разума-мудрости, не существует. Всеобщая Истина – категория интеллекта, филического Разума, призванного осмыслять ставшее, где действуют законы, а не истина.

В сфере действия и выражения разума-мудрости нет единой для всех мысли. Далеко не всякая мудрость может быть разделена всеми людьми, обладающими интуицией на глубокую мысль. Мудрость у каждого своя и к тому же зависит от уровня духовного сознания истинности, достигнутого человека в серафическом восхождении. У каждого своя интуиция на глубокую мысль, каждый воспринимает мысль-мудрость, более или менее близкую себе и остается равнодушен к другим. Одни близки по разуму-мудрости, они люди одного и того же характера интуиции на глубокую мысль, другие далеки друг от друга.

Своя истина – более или менее своя для людей одного и того же стиля одухотворенности и более или менее чужая для людей иного стиля одухотворенности и вообще не истина (не мудрость) для серафически неодухотворенного человека.

Своя истина – не полная истина, но и не отчасти истина. Полной истиной – не вообще, а для данного стиля одухотворенности – обладало бы существо наивысшего уровня одухотворенности духовным сознанием истинности определенного стиля. Но и его сознание не отменяла бы свою истину, а предельно расширяло и наполняло ее.

Своя истина и своя совесть – не род ограниченности всеобщей Истины и всеобщей Совести, не недостаток широты охвата совестью или мудростью, не несовершенство человека в каком-либо отношении. а определенное личное свойство и качество серафа в человеке.

Высшая душа переживает не всеобщую Совесть, а свою совесть. Есть родственные стили своей совести. У каждой высшей души, какого бы ни было развитие ее свободного нравственного чувства, есть что-то, что не освещается своей совестью, не воспринимается ею или воспринимается слабо, что как бы чужое или чуждое для нее, к чему своя совесть равнодушна.

Переживания своей совести даны человеку сразу в полную силу и запускается реактивно от действительности, с которой соприкасается человек. Свободное нравственное чувство овладевает человеком помимо его воли и его усилий. То же и с силой Искренностью. Душевно искренний человек не может не реагировать на душевную фальшь. Другое дело – своя истина. Высшая душа серафического человека всегда голодна разумом-мудростью. Чтобы удовлетворить этот голод, высшая душа стремится разработать канал разума-мудрости от себя к серафу. Это происходит при прохождении Пути восхождения в личнодуховной жизни человека.