Становление и преображение человека

Понятие "гений" обременено многими значениями. От смертного духа жизненной силы в религии Древнего Рима и до демона или ангела-хранителя христианских времен. В общепринятом смысле гением называется тот, кто обладает высшими для человека творческими способностями. В каждом гениальном человеке есть что-то таинственное, даже для него самого непостижимое. Кто-то таинственный и непостижимый творит в нем. Гений – одно из филических существ, проникающих во внутренний мир человека из филической реальности. Столь непосредственно и явно, как Гениев, мы филических существ не знаем. Гений – наимощнейшее филическое существо и верный образчик существ филического Мира.

Человек талантливый, то есть обладающий некоторыми мощными качествами авторского Я, обычно талантлив в чем-то, в какой-то сфере. Гениальный человек – тот в которого включено филическое существо Гений – талантлив во многих и разных областях и направлениях. Коли и есть какие-то ограничения применению Гения, то это ограничения авторского Я, а не Гения. Авторское Я ждет прибытия Гения к себе, ждет как «своего», приветствует его и дает приют в филической душе.

В подлинном рыцаре Науки, Поэзии, Театра живет Гений. Он же вдохновлял героев на подвиг. Гений вообще – вдохновляет. Вдохновение – дыхание Гения в человеке.

Гений – это высшее творящее существо, образующее центр тяготения, альтернативный центру духовного тяготения серафа. Если сераф обладает своим ликом одухотворенности, то Гений обладает своим, уникальным образом творческой вдохновенности. Уникальность личностной творческой жизни – черта Гения, который узнаваем с одного движения жизни.

Зачем высшему филическому существу, несмертному гению посещать смертного человека? Чтобы ответить на этот вопрос, надо узнать то, что люди знать не знают: как и зачем гений живет в своем филическом мире, как взаимодействует с другими филическими существами, кому служит и кто служит ему, что ему недостает, чем питается, если питается, какие его подстерегают опасности и многое другое. Так что мы можем только отметить, что Гению в человеке нужно то, что нужно в нем всякому филическому существу – обретение «Я», которым никто, кроме человека, не обладает, и именно авторским Я, и через него обретение большей полноты и активности своей жизни.

Почему Гений влетает в этого человека и не ошибается ли он, сказать нельзя. Надо полагать, у него есть причины поступать так или эдак. И есть причины покидать человека, всегда неожиданно и всегда для него болезненно.

Духовную жизнь человека составляет встреча, зацепление и сокровенная работа субъектов духовной жизни: человеческого, содержащегося во внутреннем мире человека, и сверх- или надчеловеческого, включающегося в человеческую жизнь и так или иначе овладевающего ею. Жизнь Гения в человеке с точки зрения этого критерия есть духовная жизнь. Но не та, которой человек живет с серафом, а та, которой он живет с Гением. Первая – редкое событие, вторая – всем достаточно знакомый (хотя бы понаслышке) случай жизни. Смешивать или путать их нельзя.

Гений входит в филическую душу без труда со стороны человека, хотя потом и требует для себя от него многих трудов самовыражения. И сераф ждет от человека напряженнейшей, на пределе сил работы восхождения в течение всех лет жизни и воочию проявляется в нем в исключительнейших, чтобы не сказать легендарных, случаях. Полный выход серафа в земную жизнь – свободный путь жизни – редчайший эпизод в человечестве. Человеку знаком Гений, но он смутно и заочно знаком с "Богом своим", которого склонен принимать за кого-то другого.

Сераф тщательно и целенаправленно выбирает человека, прежде чем войти в него, и, раз выбрав, остается верным ему. В общем случае сераф ответственен по отношению к человеку и, вступив в него, без особой нужды не покидает его, принимает участие в его внутренних делах, не откажет в помощи, когда обратишься к нему, поддержит, когда падаешь, и научит жить. Гений же вроде бы объявляется вслепую, как по капризу, лишь бы принявшее его авторское Я, не было безнадежно бездарно. Сераф приходит в человека, чтобы произвести в нем переворот. Гений – такое впечатление, – чтобы поиграть в нем. Сераф заинтересован в отдельном человеке и его судьбе. Гений – нет. Человек Гению безразличен. Филическая душа – то "место", в котором он может порезвиться, повеселиться, полюбопытствовать, сорвать, что сорвется, или построить дворец и исчезнуть из него. Гений представляется залетным гостем в душе. Кажется, что он играет и шалует, и подвигает человека играть и шалить вместе с ним.

Гении своей «игрою» куют и острят саму творческую волю, увеличивают ее диапазон, ее возможности, открывает новые области ее применения. Гений творит филический Мир в человеке.

Гениальный человек – тот, кто не только имеет возможность жить в присутствии Гения в себе, но творить вместе с ним. Гениальный человек это предчувствие Гения в себе и способность авторского Я настроиться на восприятие своего Гения. Гениальному человеку достаточно настроиться на волну Гения в себе и получать от него то, что он способен принять и запустить в свое творчество.

Гений непрочно живет земной жизнью, сам ни с кем в ней не конкурирует, появляясь в ней ненароком – бывает, на одно мгновение, – и, как только того захочет, исчезает… Надо ценить и уметь ловить мгновения своей, и не своей, гениальности. Тем более что Гений, как и все живые существа, не всегда бодрствует; когда он спит, то действует его тень.

Большинство реализовавшихся Гениев, не попадают в резонанс со временем, в котором живут, не укореняются в настоящем, не признаются современниками. Тень (или отблеск) Гения лежит на гении современности, творчество которого рассчитано и востребовано исключительно в дне сегодняшнем.

В круг филических существ-гениев мы включаем не только тех, присутствие которых в филической душе обеспечивает статус гениальности (только таких Гением будем писать с большой буквы), но и всякое немаломощное гениеподобное существо, способное в совокупности с прирожденными способностями обеспечить полноценность творческой духовной жизни человека.

Есть пассивные и есть активные филические существа. К пассивным принадлежит хатат, который сам, без охоты человека к нему, не лезет в душу. Нужно, чтобы кто-то – авторское Я или Самость – изнутри открыл ему дверь, позвал и впустил его. К активным принадлежит гений, который сам впускает себя в ту душу, какую он выбрал. Два разных филических существа – хатат и гений – зачастую действуют вместе. В отличие от хатата (дающего начало некому процессу вне его), гений – самобытийствующее филическое существо, обладающее своим чувством и своим сознанием (филической) жизни. Хатат ждет, когда его впустят, а войдя, обольщает филическую душу человека, который, впуская его в себя, должен уметь управлять им. Гений сам открывает вход в филическую душу и входит в нее хозяином. Более того, гений обольщает не только отдельного человека, но и через него многих других людей.

Хатат – соблазн или прельщение – одно из условий существования человека после того, как он вкусил от Древа познания. Гений не создает хатат, гений или тень Гения, ищет хатат по вкусу времени, распространяет хатат среди людей тем, что раскрывает ему вход разом во многие души. Управлять хататом, внедрившимся в душу силой Гения, куда труднее. «А ты управляй им». Мудрость этого положения мало-помалу постигаешь с возрастом. «Им» – надо понимать – не только своим, тобою впущенном в душу хататом, но и своим, залетевшим тебе в душу гением. Дело не столько в "соблазнах", в которые загнан человек и которыми он должен править, но и в установлении норм правильного существования гения в человеке.

В отличие от серафа гений ищет не "свою истину", а такую истину, которая была охотно принята людьми. Происходит это, возможно, потому, что всякому гению, чтобы укорениться во внутреннем мире человека, нужно признание людей, желательно всего человечества. Гений прельщает не потому, что он "слуга Тьмы" и противостоит "силам Света", а потому, что только через прельщения он приживается в мире людей – получает пространство жизни и время жизни в человеке. Поэтому обольстительные химеры, как и соблазны, должны прийти в наш Мир.

Когда человек служит своему гению, то это само по себе не хорошо и не дурно. Но когда человек, живя, скажем, конфессиональной жизнью, не в силах совладать со своим Гением и служит в религии не Ему, а своему Гению, то это неизбежно приводит к одной из самых опасных болезней души – болезни мнимодуховности, о которой мы много говорили в других книгах. Мнимодуховные химеры пронизывают религиозные и общедуховные течения, обеспечивают успех им, но и губят личнодуховную жизнь.

Грехом служения Гению под видом служения Господу грешны многие из тех, кого чтят люди. Во всех религиях, сектах, учениях найдутся авторитетные лица, которые думали и учили, исходя более всего из потребностей разработки и самоизъяснения своего Гения. При этом они, конечно, не лицемерили и искренне верили в то, что, как говорил Толстой, "они то самое, кем притворяются". Или искренне принимали свой Гений за глашатая высшего Начала в себе.

Нынешнее человечество заполонено такими людьми. Бывает, что в озарении (и ослеплении) своего гения они выдвигают идеи такой прельстительной силы, что перед ними, страшно сказать, бледнеют и отступают подлинные откровения Господа человеку.

Сераф приходит в душу не на побывку, как гений. Приписывая к себе высшую душу человека, сераф обеспечивает ее несмертие. Бывает, что гений использует душу человеческую в своих целях, иногда дотла выжигая её, оставляя её ни с чем. Это одно из самых трагических явлений душевной жизни человека на Земле.

Гений дарует человеку самые острые и восторженные наслаждения – наслаждения творчества, влюбления, тонкой мыслью и прочее. Даже страдания гения – род наслаждения для человека.

Человек с гением счастлив. С серафом – благ.

Работа, совершаемая душою по требованию серафа, – не игра, не пляска, не полет, а тяжелый труд, подъем на отвесную гору с риском в любой момент сорваться в пропасть.

Духовные наслаждения от серафа редки, хотя и учащаются с восхождением на Пути. Сераф наполняет внутренний мир человека всевозможными духовными страданиями – от уколов совести до мук покаяния и сознания своего ничтожества. В присутствии гения человек любуется на себя и гордится собою.

Как сераф, так и гений дает человеку ту высшую точку, с которой можно видеть самого себя. Но, смотря на себя от своего гения, никогда не поймешь себя верно, напротив, обольстишься, узрев и не то, и не так. Смотря с вершины серафа, увидишь свою подноготную, да так, что нужно немалое мужество, чтобы продолжать смотреть. Гений и польстит (от безразличия к тебе?), и поможет скрыть от себя то, что само активно не просится на яркий свет. Сераф все высветит, вывернет наизнанку, ужаснет тебя тобою и пригнет, дабы возвысить. С точки серафа человек виден себе весь, и этот обзор в верном свете побуждает его искать свое место и ставит его на место.

Гений и сераф крайне редко встречаются в одной и той же душе, почти никогда не встречаются. Они присутствуют по раздельности, вступая во взаимодействие только на Пути. Попытаемся в первом приближении осмыслить роль гения относительно серафа в восходящем человеке.

У серафа и Гения разные интересы в человеке. И у гения есть свой момент рождения в душу, подобный душевному рождению на Пути восхождения серафа. Душевное рождение от гения совпадает или не совпадает с душевным рождением на Пути. Наверное, оно может произойти в любом возрасте. Обычно гений пользуется путевым отливом кривой восхождения – в чистилище ли, сторгическом уступе или даже на плато Пути – и на этом уступе успевает укорениться рядом или вместо серафа. Если это происходит на уступе первой волны кривой восхождения, то под воздействием гения душа наполняется стремлениями взлететь, взлетает и парит над собой и потому не производит впечатления попавшего в шторм корабля без руля, как это бывает с человеком на уступе чистилища. Гению ничего в человеке выжигать не нужно, напротив, он поддерживает и усиливает те личностные прельщения, которые обессиливаются в чистилище Пути.

Путь есть выход серафа в навигацию человеческой жизни. И гений имеет свой ненормативный путь и взаимодействует с серафом.

Войдя в человека при личностном рождении и закрепившись после Первой Критической точки, сераф остается в нем до смерти. С определенного момента Пути Структура держит птицу серафа в плотской клетке. Гений же входит в человека и выходит, как и когда ему заблагорассудится. Дверь из филической души для него всегда открыта в обе стороны.

Гений сам решает: кто пригоден ему, а кто – нет. Повлиять на гения нельзя. Гений присматривается к человеку еще в отроческом периоде, до душевного рождения. Гений никогда не заложится на авторское Я человека, не прошедшего душевное рождение. Делать Гению в одностадийном человеке нечего.

Но и задачи, которые по своему кругозору ставит перед собой двустадийный человек, таковы, что, оказывается, и в нем Гению раньше или позже нечего делать. Достигая чего-то одного, Гений тотчас желает достичь другое, повыше, пообъемнее. Серафу в двустадийном человеке не уготовано достаточное широкое поле и достойная цель. И потому Гений покидает двустадийного человека, даже состоявшегося, лет в 40, 50. Только Гению спящему, тени Гения вольготно находиться в двустадийном, в ком сераф не слишком давит на него.

Гениальный человек всегда живет «своей жизнью», в минимальной степени заражаясь чужими мыслями и чувствами и стараясь воздействовать своими мыслями и чувствами на других. Периода «чужой жизни» у Гения в человеке нет. Рывком входя во внутренний мир человека, Гений делает его обладателем "своей особенной творческой жизни" и своей особенной творческой воли. Это некого рода личностное рождение, для которого от человека не требуется предварительных трудов и испытаний.

Поставить Гения на его нормальное место в душе, установить его правильное существование путевому человеку трудно. Гений не различает мнимое и подлинное – хотя бы потому, что сам участвует в творческих играх авторского Я. Гений способен узурпировать личностное рождение или сбить с Пути после него. Но до личностного рождения, во второй стадии Пути Гений, способен удерживать и даже восстанавливать человека на Пути.

Человечество максимально заинтересовано в том, чтобы Гений в качестве транслятора находился в трехстадийном человеке. Сераф обеспечивает в трехстадийном человеке если и не бурный, то постоянный духовный рост. И, соответственно, постоянно поднимает человека над собой, задает ему все большие и большие задачи. Казалось бы, Гению самое место в трехстадийном, в ком задачи глобальные, в ком ему обеспечено максимальное и все увеличивающееся поле жизни, в ком он может воспользоваться тем широчайшим обзором и глубиной взгляда, которое предоставляет сераф, и полностью реализовать себя. Но почему-то Гений далеко не всегда выбирает трехстадийного человека, хотя именно в нем он может развернуться во всю мощь и так, как того пожелает.

Это, видимо, происходит потому, что не каждый гениальный человек знает перед собой соответствующую ему задачу своей жизни, хотя она, видимо, всегда поставлена ему и поставлена свыше. Но и тот, кто знает и желает, не всегда способен выполнить ее. Определяется это в Первой Критической точке. Если сераф не в состоянии указать Гению его место работы или он не способен выполнить ее, то предоставленный самому себе Гений, либо сразу покидает душу, либо, прежде, чем покинуть, начинает мучить и разрушать человека, в которого он с особо серьезной целью вселился.

Сераф во Второй Критической точке не карает человека за его переключение на работу в той сфере, где обитает Гений, не драматизирует его выбор. Он вообще не борется за человека, а продолжает в нем свой Путь. Человек смог вместить серафа и оставить его в себе – хорошо, не смог – и не надо, живи той духовной (или недуховной) жизнью, которую избрал.

В путевом и гениальном человеке, несущим в себе и серафа и Гений, Вторая Критическая точка есть момент выбора между «Богом своим» и своим Гением. Особое пристрастие, скажем, к художественной или научной жизни после 50 лет в путевом смысле есть дурной признак – признак схода с Пути восхождения. Во Второй Критической точке одновременно с решением движения на столбовой путь или свободный путь Гений более не претендует на ударное положение во внутренней жизни и держится на поводке. Таков нормальный путевой процесс, в результате которого окончательно определяется законное место Гения рядом серафом.

Надо ли говорить, что в проповеди Посланника Гению предоставляются такие возможности самовыражения, которых он никогда не имел ранее. Без него здесь и не обойтись.

По выходе на столбовой путь Гений усмиряется серафом, который лишает его свободы, не дает ему развернуться так, как он желает, и в тех направлениях, каких желает. На пути Лика Гений окончательно становится в услужение трансперсональной Личности, поглощен ею и исполняет все ее задачи, требующие присутствия и работы Гения. Таково вершинное состояние жизни Гения в человеке.

Гений живет исключительно творческой жизнью. Сераф живет исключительно серафической жизнью. Вместе в человеке они живут творческой духовной жизнью. Тема гения и серафа в Структуре человека – это тема образования и жизнедействия полноценной творческой духовной жизни.

Исполнение или не исполнение задачи образования творческой духовной жизни – вопрос дальнейшего развития человечества. Будущее человечества – в творческой духовной жизни. Без превращения творческой жизни в творческую духовную жизнь у человечества нет будущего.

Учение о внутреннем мире человека и особенно о его духовной жизни может быть создано только при знании предстоящих ему стадий духовного развития (совершенствования, совершенства). Это не работа изучения эмпирического материала, и не постигновение через экстраполяцию,^*) а работа прозрения в то, что должно стать, – что ныне составляет элитарную жизнь, что можно увидеть на горизонте зрения и что на следующей ступени духовного развития должно стать стандартной внутренней жизнью людей.

Структура человека – технологическая (конструкторская) тайна Создателя его. Приоткрыть ее можно только в прозрении о человеке. Прозрение же – не открытие и не изобретение, а живое и волящее видѐние.

Увидеть перспективу духовного восхождения человека можно только в прозрении, в видении Пути, как личнодуховной, так и общедуховной жизни.

В отличие от природной и психологической жизни, каждое движение духовной жизни, жизни верхнего человека в Структуре ведет к более высокому состоянию жизни, которое неотъемлемо включено в это движение. Без этого духовной жизни нет. Прозревать следующую, ближайшую стадию духовного развития возможно хотя бы потому, что каждый момент духовной жизни содержит своего рода диспозицию того состояния верхнего человека, в которой он готов жить, к которому разворачивается его жизнь, на которую она поднимается. Духовная жизнь не может быть вполне понята без постигновения того состояния, в которое она восходит или стремится восходить.

Заглянуть в приготовленное к осуществлению новое состояние духовной жизни – задача прозревателя. Прозрение работает на совершающемся и видит его таким, каким оно свершится. Прозреватель знакомит со совершающимся как со свершившимся.

Прозрение – особый род творчества. Прозрение – раскрытие сокрытого, которое должно вот-вот явить себя, того, что на пороге, что есть в движении совершающегося духовного восхождения не как абсолютная, а как ближайшая вершина его.

Прозреватель – тот, кто обнаруживает в движениях духовной жизни ту ее составляющую, к которой она непосредственно стремится. Прозреватель делает зримой эту сторону существующей духовной жизни.

Прозреватель – не наблюдатель, не изучатель, не аналитик. Он видит в том, что есть, то, чего еще в нем нет, что намечено к реализации и требует конкретной работы для своего осуществления. Видит то, что есть, так сказать, в рабочих чертежах, но еще не исполнено. Обладают ли прозрения самоосуществляющимся действием?

Прозреватель считывает. Орудие его – убедительность и достоверность суждений, а не доказательность и сугубая реальность.

Главный метод достижения большей достоверности постигнутого прозревателем – многократная прозревательская проверка.

Прозреватель – не ясновидец, не предсказатель и не пророк, возвещающий то, что должно произойти по Высшей воле, что предначерчено свыше и во что следует верить. Прозреватель – не провидец, которому раскрыты тайны грядущего. Прозреватель не тот, кто возвещает Волю Бога, которую без пророка люди узнать не могут. В пределах видимости прозревателя то, что есть на горизонте и чуть-чуть за горизонтом.

Прозреватель видит то, что не видят другие люди, и становиться доступным его внутреннему взору при ежедневных и многолетних усилиях вглядывания в выбранном направлении.

Человечество склонно оглядываться назад, в прозрения древнейших времен, полагая, быть может, небезосновательно, что они были значительнее и глубже наших. Во всяком случае прозревателей и прозрений, как и гениев, в Древности было не меньше, чем в Новейшее время.

Мысль прозревателя обладает самоподъемной силой. Мысль эта не поступательна, не со ступени на ступень, а раскручивается, раскручивается и – ввысь.

Добросовестный наблюдатель больше всего боится принять то, чего нет, за то, что есть. А именно это является объектом зрения прозревателя. Наблюдателю ничего не поручено – не потому, что недостоин, а потому, что в его деле не требуется специального назначения. Прозреватель ежедневными трудами непременно долгой жизни^*) исполняет свое назначение тем, что он усилиями всей жизни нацелен на прозрение (а не, скажем, на доказательство), что, вглядываясь, он шаг за шагом раздвигает горизонт зрения и тем приближается к прозреваемому.

В прозрении прозревателя возникают такие вопросы, перед которыми все то, что знаешь, представляется незначащим. Кажется, что подлинное знание не в том множестве ответов, которые получены прежде, а только в разрешении этих вопросов.

Прозреватель не транслирует высшую Волю, в нем нет Боговдохновенного, он видит сам, но сам и раскрывает горизонты. Ему раскрывается, раскрывается по его возможности и способности видеть за горизонтам и по его усилиям видеть там.

Задача прозревателя – сориентировать духовную жизнь человека и, значит, сориентировать человеческую жизнь вообще.

Опыт прозревания уникален, неповторяем, как неповторяемо пройденное первопроходцем. Но судьба вскрытого им зависит не от него и не от ценности прозрения.

Тот призрак «Бога своего», который появляется в человеке при душевном рождении – явление серафической жизни, из постечеловеческого мира серафов, а не призрак какого-то одного определенного серафа. Но есть и исключения. Исключения составляют люди, потенции духовного роста которых рассчитаны на выход к концу жизни на свободный путь или столбовой путь. При душевном рождении на таких людей нисходит призрак «своего серафа» в номинальном смысле слова. И такой призрак, пусть и слабо, задействует серафическое Я в высшей душе юноши. Этим прохождеие чистилища на его Пути не отменяется, но облегчается. Серафическая личность такого человека, в некоторой степени образованная во времена взвода духовной жизни, при личностном рождении укрепляется. Путь восхождения словно расчищается и обеспечивается до личностного рождения, вернее, до Первой Критической точки.

Само по себе дело прозревания не может быть начато до путевого Пробуждения. Однако человек должен заранее, до Первой Критической точки, подготовить себя: научиться тому, что он не умеет и что ему нужно как будущему прозревателю, изжить соблазн или обстоятельство жизни, которые не позволят ему продуктивно делать назначенную ему работу, и многое другое.

Прозрение – свойство серафического Я трехстадийного человека. Трехстадийный человек – может стать прозревателем, если ему поручено и он сам будет разрабатывать способность прозревания, которая объявилась в нем после Пробуждения. На плато Пути он должен доказать свою пригодность и нащупать нить своих прозрений; и после Второй Критической точки встать на свободный путь и стать прозревателем.

Гений – охотник на яфетическом поле, но в отличие от прозревателя, не имеет задания, живет стихийно и жизнь человеческая его интересует в той степени, в которой он через нее может явить свое и себя.

Гений в основном нацелен на то, чтобы создавать настроение жизни, а не вводить в состояние жизни.

Цели и задачи человеческой жизни не нужны гению, основные вопросы жизни человеческой для него – интересная игра, а не мучительная необходимость, без которой жить нельзя.

Люди ценят гения в себе не за то, что он охотник, а за то, что он повар и пользуют его как повара. Творческий дар гения – дар поварской, создающий исключительно вкусные художественные и интелектуальные блюда. Гений же возводит вкусность такого рода блюд в высшую ценность творческой жизни человека.

Гений желает стать чудотворцем, удовлетворен, являя чудо; в том числе и чудо художественного внушения.

Прозревание основано на достаточно высоком уровне духовного сознания, достигаемого ко времени выхода на свободный путь жизни и соответствующим образом направленного. Гениальность основана на уникальных способностях, которые могут проявляться в юности.

Гений и прозреватель смотрят в разных лучах Света и в разные стороны. Что видно прозревателю, то не видно гению. Прозреватель прозревает не тем Светом Сознавания, которым пользуется всякий человек, и гениальный человек в том числе. Об этом потаенном Сознавании мы будем рассказывать во втором томе книги.

Гений прозревателю больше мешает, чем помогает. Ужиться прозревателю и гению в одном человеке трудно, а то и невозможно. От своего гения прозревателя заносит в сторону, в творческую разработку, в умозрение и художество. Гений непременно постарается обыграть прозрение так, что оно, быть может, и восхитит людей, но и загримирует истину прозрения.

В отличие от гения, прозреватель не вдохновляется тем, что ему назначено, поскольку большую часть жизни не знает, куда направить свою силу прозревания, что, собственно, ему назначено прозреть и стремится угадать это.

Внедряться в другие души прозреватель не умеет. Это умеет гений, удовлетворяющий потребность активной филической души как можно шире сообщить о себе другим людям. Уникальные проницательные способности гениального человека нужны прозревателю в прикладных целях.

Прозревателю нужно служебное филическое существо, которое, в отличие от гения, не будет переставлять центр тяжести серафической личности на себя.

Прозреватель всегда охотник и только охотник, он плохой повар, не умеет донести свои прозрения до людей. Это за него должен сделать другой человек, гений которого вдохновляется сам и вдохновляет других прозрением прозревателя.

Для того, чтобы прозрения прозревателя дошли до людей, необходимо подключение к его жизни другого человека, обладающего высокими творческими возможностями. Прозреватель и последовательно подключенный к нему гений в паре, хотя необязательно, чтобы они жили в одно и то же время.

Есть люди, обладающие незаурядными творческими способностями, которые с отрочества ищут духовной подключенности, с большими или меньшими мытарствами примыкают к какой-либо струе общедуховной жизни, либо находят своего прозревателя и сознают себя подключенными к нему.

Подключенный к прозревателю гений особого рода. У прозревателя и подключенного гения один и тот же стиль творческой духовной жизни, но ударения сознания выставлены различно. Ударение сознания творческой духовной жизни серафической личности подключенного гения установлено не в высшей душе, как у прозревателя, а в филической душе.

Серафическая личность подключенного гения та же, что прозревателя, но центр тяжести ее установлен не на серафическом Я высшей души, а на авторском Я филической души и творчестве его.

Подключенный к прозревателю гений должен быть лишен самоволия, свойственного ему как филическому существу, и поставлен на подключение из Метаструктуры, из постчеловеческого мира. Человек осознает себя подключенным к прозревателю не по своей авторской воле, а в результате того, что сераф прозревателя указал ему на прозрения прозревателя.

У подключенного гения тот же сераф свой, что и прозревателя. Вроде бы этот сераф должен как можно раньше наставить на прозрения прозревателя. Этот может быть сделано в разные этапы жизни. Опаснее всего, когда потенциальный подключенный гений подсоединяется к прозрениям прозревателя в пору духовного взвода, в третьем семилетии жизни. От этого сам духовный взвод обретает такую мощь, которую он никогда не получил бы. Опасность кроется при прохождении чистилища Пути.

Взвод духовной жизни от призрака своего серафа огромен, и потому ходовые испытания чистилища проходятся легко. Личностное рождение практически обеспечено таким взводом.

При личностном рождении сераф собственной персоной устанавливается в им же заранее заготовленную и взращенную серафическую личность и иначе не может.

Разрабатывать прозрение даже духовно близкого человека всегда житейский риск, поскольку свои творческие способности можно употребить куда с большим общественным успехом. Всевозможные силы обещают ему успех и благополучие от реализации себя на общедоступном поприще. Ему должно крупно повезти, чтобы семья и окружающие с сочувствием относились к его заданию.

Человек подключенного гения должен пожертвовать чем-то важным с общественной и житейской точки зрения. Он должен суметь не сдаться жизни. Это особые его ходовые испытания, которые по времени совпадают с путевыми ходовыми испытаниями в чистилище Пути.

В чистилище Пути может случиться, что подключенный гений, выпущенный на Путь с одним «Богом своим», решает сменить его на другого, отдать себя в другие, быть может, и достойные руки, делает своим другого серафа, из другого семейства, рода серафов, пусть и родственным своему, но не его.

Хорошо, если б подключенный к прозревателю гений, сорвавшись со своего назначения в чистилище Пути, не проходил бы личностное рождение и продолжал бы жить без претензий на трехстадийность. Но отказать ему в личностном рождении нельзя. Сераф прозревателя вынужден занять свое место в высшей душе, вновь заложиться на него и ждать Первой Критической точки. Но если и в пятом периоде Пути подключенный гений не возвратиться к своему назначению, то сераф попадает в патовое положение. При определенном качестве путевой жизни человека подключенного гения сераф не может воспрепятствовать его вхождению на третью стадию, но и не может участвовать в ней, не может быть с ним на третьей стадии и вместе с тем не может покинуть его, поскольку связан с ним так же, как был связан с прозревателем.

Какой драматический выход может найти сераф из этой невозможной для него и драматический ситуации, когда интересы человеческой жизни не совпадают с интересами его серафической жизни?..